Тут я почувствовал, что окончательно попался. В воскресенье Пандро пошел в церковь со мной, но петь в хоре мальчиков отказался. Он сел в заднем ряду, слушал и наблюдал. Что до меня, то я пел, но никогда еще не чувствовал себя таким несчастным.
— Больше я сюда не пойду, — сказал я Пандро, когда все кончилось.
В следующее воскресенье я, конечно, не явился, но это не помогло. Мисс Балейфол снова заманила нас к себе, играла на фисгармонии, пела сама и заставляла петь нас, молилась и явно была намерена удержать меня в хоре мальчиков во что бы то ни стало. Я отказался наотрез, и мисс Балейфол решила поставить дело на более мирскую основу.
— У тебя на редкость христианский голос, — объяснила она. — Голос, в котором нуждается церковь. В душе ты глубоко религиозен, хотя и не сознаешь того. Я тебя очень прошу петь по воскресеньям для меня. Я буду тебе платить.
— Сколько? — спросил Пандро.
— Пятьдесят центов, — сказала мисс Балейфол.
Обычно мальчики пели четыре-пять псалмов. Это занимало каких-нибудь полчаса, но нужно было просидеть еще час, пока священник говорил проповедь. Короче говоря, это стоило дороже.
Поэтому я промолчал.
— Семьдесят пять центов, — предложила мисс Балейфол.
Воздух в церкви был спертый, священник ужасно нудный, словом, тоска была смертная.
— Доллар, — сказала мисс Балейфол. — И ни цента больше.
— Накиньте до доллара с четвертью, — предложил Пандро.
— Доллар, и ни цента больше, — сказала леди.
— У него самый лучший голос во всем хоре, — сказал Пандро. — Один доллар? За такой замечательный голос дадут два в любой церкви.
— Я назвала свои условия, — сказала мисс Балейфол.
— Есть и другие вероисповедания, — заметил Пандро.
Это вывело почтенную леди из себя.
— Его голос, — сказала она резко, — голос христианский и, более того, пресвитерианский.
— Баптисты были бы рады заполучить такой голос за два доллара, — сказал Пандро.
— Баптисты! — воскликнула мисс Балейфол чуть ли не с презрением.
— Они ничем не хуже пресвитериан, — возразил Пандро.
— Один доллар, — сказала мисс Балейфол. — Один доллар — и твоя фамилия в программе.
— Я не люблю петь, мисс Балейфол, — сказал я.
— Нет, любишь, — возразила она. — Это тебе только кажется, что не любишь. Если б только ты видел свое лицо, когда поешь…
— Голос у него ангельский, — сказал Пандро.
— Вот я тебе дам как следует, — сказал я Пандро по-армянски.
— Это не какой-нибудь там долларовый голосишко, — сказал Пандро.
— Ладно, ребята, — сказала мисс Балейфол. — Доллар и пятнадцать центов, но не больше.
