– Прогуляюсь.
– Ой, я с тобой!
– О, нет!
En faveur…
* * *
Или взять декабрь двадцать седьмого. Когда в Париже Русский клуб на rue de lAssomption чествовал свежеиспечённого чемпиона. Восторг! Восторг! Дамы в жемчугах и палантинах. И господа – пингвины, сплошь в смокингах. Меж приборов и фужеров, серебро и хрусталь, – цветы длинной цепочкой. Шумно и гамно.
– Да-а-амы и господа! Чемпион мира, маэстро Ерохин!!!
Явление маэстро народу.
Oh, imposant!
Что есть, то есть. Ледяной взгляд, ни намёка на пресловутую нервность. Прямая спина, выправка-officier. Смокинг, но не пингвин. По крайней мере, королевский пингвин.
– Просим, просим!
Сколько же среди вас, друзья, друзей?! Помимо супруги Аннализ, упоённой моментом, – немало. При его феноменальной памяти на лица, имена, обстоятельства – немало.
Просите? Что ж! Да воздастся:
– Миф о непобедимости большевиков рухнет так же, как рухнул миф о непобедимости Кордильеры!
Мёртвая тишина, как после молнии. Вот-вот грянет! Сейчас!
В досыл, во избежание дальнейших разночтений:
– Одни ищут в шахматах забвения от повседневного произвола и насилия, а другие черпают в них силы для новой борьбы и закаляют волю!
О-о! О-овация! Грянуло! Восторг! Восторг!
Всё, свободен! Какое-то даже физиологическое наслаждение. Сродни, excusez moi, избавлению от тяжести в животе. Столько всего поглощено шикарного! С переизбытком. Жаль расставаться, перевод продуктов! Но тяжесть, тяжесть… И – роскошь избавления! Последствия – слабость в членах, испарина, сердечный колотун. И это пройдёт! Зато – всё, свободен!
Предсказуемое по возвращению:
– Oh, mon officier! Почему?! Почему ты так сказал там?!
Стенания. Метания из гостиной в смежную столовую – грузно путаясь в разделяющей плюшевой портьере на кольцах. Снова в кабинет, где в креслах расслаблен mon officier.
– Ты хоть подумал, прежде чем сказать?! Ты о себе не думаешь, но обо мне подумал?!
Господи, до чего ж легко! Какая роскошь!
– От нас теперь откажутся все друзья! Это понимаешь?!
Ещё бы! Господи, до чего ж легко! Все друзья – вряд ли.
Но все друзья – наверняка. Иди сюда, Шах, не прячься. Иди в кресла, дружище. Вместе помуркаем! Шххх, Шххх! Кому сказано?! Шххх!
– Мр?
Хорош-ший Шах, Шаххорош-ший.
– Oh, mon officier! Я со стенкой разговариваю?!
А ты не разговаривай, Аннализ. Можешь помолчать? Скорбно, если на то пошло. Но чтобы уста немотствовали.
Снова метания? Не навернись, Аннализ, паркет навощён. Из кабинета по коридору в прихожую. Шуршание, бряцанье, клацанье.
