Один жест смотрящего – и перед нами уже стоял коневод. Молодой парнишка лет двадцати пяти, щуплого телосложения, был одет в спортивные штаны и майку. На его пальцах виднелись синие перстни. На безымянном пальце был наколот перстень с пересекающей его наискось полоской, что означало – с малолетки на взросляк. Второй на среднем пальце был наполовину затушеван, а сверху красовалась маленькая корона. Этот перстень сообщал другим, что человек, носящий его, очень часто проводил свой срок в карцерах. Полжизни там, полжизни здесь, так расшифровывался этот перстень. На его худом плече красовалось изображение колоды карт, наполненный бокал, женщина с оголенной грудью и пачка долларов. Снизу можно было прочитать принцип этого молодого человека: вот что мы любим, вот что нас губит.
– Чиж, в сто пятую дорога налажена?
– Есть, – коротко ответил коневод.
– Вот, запакуй и отправь по дальняку, чтобы не спалиться.
– Сейчас сделаем, – парень взял бумажку и удалился.
Теперь моя малява смотрящему за тюрьмой должна была проделать немалый путь, прежде чем попасть по нужному адресу. Связь в тюрьме между арестантами поддерживалась многими способами, но самый верный и надежный был через дальняк. Все камеры между собой соединялись канализационными трубами, и именно через них и проводилось сообщение. По ним посылались малявы, по ним же грели карцера и одиночки. По ним переправлялись наркотики, деньги, продукты, сигареты, чай – в общем, все то, в чем в данный момент нуждалась та или иная хата. Груз тщательно запаковывался в полиэтилен и запаивался со всех сторон, чтобы не намочить содержимое. После этого он привязывался к так называемому коню. Конем здесь называли тонкую прочную веревку, сплетенную из распущенных носков. Брались специальные синтетические носки и распускались на нитки. Потом из них плелась тонкая, но прочная нить, после чего она пропускалась через дальняк в соседнюю камеру. При необходимости к ней привязывали какой-нибудь груз, делались специальные позывные – например, двумя ударами в стенку, – и груз отправлялся в свой путь из одной камеры в другую, пока не достигал адресата. На нем всегда писался номер хаты, куда и от кого он направлялся.
Пока Чиж готовил маляву к отправке, Паленый уже замутил чифирь и, протянув мне кружку с горячим напитком, скромно присел на краешек шконки. Прошло уже больше десяти лет, когда я последний раз пил чифирь, но все равно его вкус я не смог бы забыть никогда. Вкус тюрьмы и неволи…
