— Тебя? — засомневался Илья. — Какая-то неувязка получается. Если они педерасты, то на кой хрен они увезли Римму? Им бы и твоих прелестей вполне хватило. Во всей этой истории сплошные неувязки.
— Илья, — прозвучал за его спиной низкий хриплый голос. — Тебе какую ногу зацепили — левую или правую?
Спартак оглянулся, ретиво вскочил и снова завизжал.
— Корвет! Деньги добыл? Где мои деньги? Я же страдал!
Если на низкую табуретку поставить трехсотлитровую бочку, а на бочку установить ведро — то в самый раз получился бы абрис фигуры Корвета. Он был на редкость некрасив — что фигурой, что лицом. Предки его растеряли в России все испанское, все южно-элегантное настолько, что даже в диком пьяном сне нельзя было представить себе Корвета, скажем, в роли тореадора. Волосы у него, правда, были иссиня-черные, а глаза — неизвестного цвета, потому как сквозь узенькие щелочки окраса их разглядеть не удавалось. И эта корявая бочка на коротких табуреточных ногах обладала ловкостью обезьяны и силой взбесившегося слона.
— Мне обе ноги прострелили. Но, кажется, удачно.
— Удачно или неудачно, скажет сначала врач, а потом могильщик.
— Илья! — вдруг заблажил Спартак. — Да это же он, он подменил нам деньги! Потому и убежал! Он забрал приз, а нам подсунул газеты! Бей его, Илюша, пока мои деньги не отдаст!
Илья видел, как очень медленно и спокойно Корвет повернулся к Спартаку. Он знал, что оставалась доля секунды до того, как остроносая, лопоухая, с выступающими, словно у кобылы, зубами физиономия Спартака превратится в плоский блин. В кровавый плоский блин, будто в лицо Спартака на полной скорости врезалась морда пригородной электрички, а не кулак Корвета. Словами потомка испанцев останавливать было уже поздно.
Илья с усилием шагнул к Спартаку, перебросил вес своего тела на левую ногу, а носком правой, болезненно морщась, ударил коллегу под подбородок, так что тощий Спартак Дубин легко выполнил обратное сальто в воздухе, приземлившись на коленки, а потом ткнувшись лицом в землю.
Бить раздавленного комара было ниже испанской гордости. Так же медленно Корвет отвернулся от Спартака и сказал без эмоций:
— Эти гады втихаря привезли с собой девятимиллиметровый бельгийский штуцер.
— Да, — кивнул Илья. — Я слышал по выстрелу и удару пули, что оружие сменили на крупный калибр.
Корвет вытащил из кармана портсигар, достал тонкую сигаретку, которые обычно обожают дамы, закурил, заметил безразлично:
— Бронежилет от выстрела штуцера вряд ли тебя бы уберег.
