По Кольцевой дороге Корвет добрался до Ярославского шоссе и через двенадцать минут, не доезжая до города Пушкино, свернул у поста ГАИ вправо, почти сразу же вкатившись в городок Ивантеевка, который всего как десяток лет назад числился подмосковной деревней на берегу речки Уча.
И ныне, несмотря на наличие светофоров на центральных улицах, универмага столичного типа, торговых ларьков, набитых заграничным барахлом со всего света, многоэтажных бетонных и кирпичных домов, Ивантеевка продолжала в быту своем упорно сохранять деревенский дух — добродушный, доброжелательный, с невысоким ритмом повседневности, мягким отношением друг к другу, не без пьяных драк молодежи на танцах, ясное дело, но в целом это была еще неторопливая, спокойная Россия, в сорока километрах от бешеной Москвы, рвущейся в ранг европейско-американских столиц и увязающей ногами в дремучем варварстве скифов «с раскосыми и жадными очами», как было с гениальной точностью определено поэтом в начале века.
Корвет миновал центр и уже на выезде из города остановился в том квартале, где сохранились еще частные, бревенчатые большей частью, дома с печным отоплением, садиками-огородиками на подворье, заборами и сараями для свинюшек и курочек.
Корвет притер машину прямо к красивой калитке в недавно покрашенном зеленом заборчике, вышел из-за руля и нажал на кнопку звонка, установленную на столбике калитки.
Небольшой и аккуратный бревенчатый дом под цинковой крышей поначалу ответил ему ревущим лаем зашедшейся в сторожевом усердии кавказской овчарки, но потом стукнула дверь, шаркая ногами, подошел сухощавый старик и прищурился, разглядывая сквозь переплеты калитки позднего гостя.
Корвет сказал весело и добродушно:
— Уйми, пожалуйста, своего кобеля, Евгений Григорьевич, а потом быстренько надевай белый халат, бери в руки слесарные инструменты и тряхни стариной. У меня в машине человек с простреленными ногами.
Старик приоткрыл калитку и спросил со спокойной озабоченностью:
— Человек или твой дружок, Сашка?
— Ближе, чем он и ты, у меня в жизни никого нет, — ровно ответил Корвет и с такой силой пнул в бок — по ребрам — подлетевшего рычащего пса, что тот завыл и кубарем откатился на клубничные грядки.
— Свои, Алтай! На место! — слегка прибавил строгости в голосе старик. Пес послушно исчез, а хозяин закончил: — Боюсь, Сашок, что ты со своей просьбой припоздал лет на пять. С серьезными ранениями я уже не справлюсь.
— Справишься, Евгений Григорьевич, — уверенно возразил Корвет. — И не бойся, никакой особой уголовщины у нас нет. Поехали на шашлыки, решили пострелять из мелкашки и случайно попали парню по ногам.
