— Я исполняю музыку потому, что с ее помощью воздействую на людей. Устанавливая с ними контакт, я… — Она осеклась, поймав себя на мысли, что в голосе звучит волнение, чего она ни в коем случае не собиралась выставлять напоказ. — Впрочем, не берите в голову, — закончила она, небрежно взмахнув рукой. — Все равно вряд ли вам под силу это понять.
Зик не мигая, спокойно рассматривал ее.
— Могли бы попробовать, — бесстрастно отозвался он.
Она заморгала, застигнутая врасплох неожиданным ответом и вновь выведенная из себя тем, как скованно с ним держится.
— Послушайте, мистер Норт, — начала она. — Прошу прощения за то, что моя музыка вас не трогает, но это не…
Он поставил стакан с виски на столик и, вскинув голову, снова посмотрел на нее. Его взгляд выражал такую решимость, что она прервала себя на полуслове.
— В тот день, когда ваша музыка перестанет меня трогать, я признаю свое поражение и испущу Дух.
Ее захлестнула волна необузданных чувств, получивших внезапно новое направление: здесь были и признательность, и замешательство, и удовлетворение, подчеркнутое острым сознанием своей эмоциональной уязвимости перед ледяным взглядом его глаз и неоспоримостью суждений, которые он высказывал.
Если ему нравилась ее музыка, то почему он сидел словно истукан, когда она закончила играть свою программу? Боль, не раз наступавшая в прошлом, — та боль, которой она прежде всего обязана тем, что стала музыкантом, — сжала ей грудь. Когда дела идут хуже некуда, ты, малышка, можешь кое-что сделать, раздался у нее в ушах тихий голос Рэя. Ты можешь играть музыку. Играть для них.
Челси опустила руки вдоль тела, решив воспринимать Зика Норта так же, как она научилась воспринимать собственные чувства, — без каких бы то ни было иллюзий и без готовности оправдываться.
— Спасибо, — чуть помедлив, с усилием выговорила она.
— Не стоит благодарности, — осторожно ответил он. Неохотно ответил.
— Я так не думаю. — Он окинул ее проницательным взглядом. — Не думаю, что мне стоит благодарить вас за любой комплимент, сделанный по поводу моей музыки. Мне кажется, на душе у вас было бы спокойнее, если бы она вам не понравилась.
Его глаза приняли бесстрастное, непроницаемое выражение.
— Может, вы и правы, — выдохнул он. — Этот процесс был бы намного проще, если бы мне не нравилось, как вы играете на рояле.
— Какой процесс?
Он ответил не сразу. Протянув руку к стакану, он отхлебнул из него, мгновение смотрел на налитую в нем янтарную жидкость и только потом заговорил.
