— Прости, — сказал он.
«Этого явно недостаточно», — подумал я.
— Так что все же заставило тебя приехать именно сейчас? — спросил я. — Почему не решался на протяжении стольких лет?
Он сидел прямо передо мной и молчал.
— Ведь ты даже не знал, что твой отец умер. Ну а мать, моя бабушка? Ты ни разу не спросил о ней.
— Я хотел видеть только тебя.
— Но почему именно сейчас? — снова спросил я.
— Я долго думал об этом, — сказал он.
— Только не пытайся сказать, что тебя вдруг одолели муки совести, — выпалил я и иронически расхохотался.
— Эдвард, — строго заметил он, — тебе эта язвительность не к лицу.
Смех так и застрял в горле.
— Ты не имеешь права указывать мне, как себя вести, — со всей серьезностью сказал я. — Ты потерял это право, когда удрал.
Он смотрел на меня, как побитая собака.
— Так что тебе надо? — спросил я. — Денег у меня нет.
Тут он резко поднял голову.
— Мне не нужны твои деньги.
— Тогда что? — спросил я. — Только не говори, что нужна любовь. Не получишь.
— Ты счастлив? — неожиданно спросил он.
— Просто безмерно, — солгал я. — Каждое утро вскакиваю с постели, и сердце переполняет радость от наступления нового чудесного дня.
— Ты женат? — спросил он.
— Да, — ответил я, не вдаваясь в детали. — А ты?
— Нет, — ответил он. — Уже нет. Но был женат. Дважды. Вернее, трижды, если считать твою маму.
Я подумал, что маму стоило посчитать.
— Дважды овдовел, один раз развелся, — сказал он с кривой улыбкой. — Вот в таком порядке.
— А дети? — спросил я. — Не считая меня?
— Двое, — ответил он. — Девочки.
Стало быть, у меня есть сестры. Единокровные.
— И сколько им теперь?
— Ну, обеим уже за двадцать. Вернее, под тридцать. Мы не виделись лет эдак… пятнадцать.
— Смотрю, у тебя выработалась стойкая привычка бросать своих детей.
— Да, — задумчиво откликнулся он. — Наверное, ты прав.
— Так почему бы тебе не оставить меня в покое не отправиться искать их?
— Зачем искать, я знаю, где они, — ответил он. — Обе не желают меня видеть, категорически. Винят в смерти матери.
— И она тоже погибла в автокатастрофе? — спросил я, осознавая, что поступаю довольно жестоко.
— Нет, — тихо ответил он. — Морин покончила с собой. — Он умолк, какое-то время просто сидел и смотрел на меня. Я тоже не сводил с него глаз. — Я обанкротился, и, узнав об этом, она проглотила столько таблеток, что лошадь можно было убить. Я вернулся домой из суда и увидел у дома судебных приставов. А в доме ее, мертвую.
Его жизнь походила на мыльную оперу. Все время преследовали сплошные несчастья и трагедии.
