Посулили Анне на Святочной
неделе скороспелое веселье невестино, обещался жених быть, а батюшка со свекровью
будущей улыбались, довольно Вам, ровесникам, по холостой воле ходить, уж и венчание
заказали, икону к случаю в Андрониевом монатыре зограф болгарский пишет для вас
- Пророчицу Анну, Христоприемницу, чадолюбицу, и Николу из Мир Ликийских, на одной
доске, щека к щеке, ладонь к ладони. Византийской темномедовой живописи.
Анна-пророчица у очага
дитя нянчила и в окно на дорогу выглядывала - не идет ли единственный, в снегу по
пояс, седой до срока, пути не знает, варежки потерял.
А Никола странников и
грешников безвозвратных берег, к теплу и спасению выводил на ровный северный наст.
Поедем Анна, кататься.
Чем еще заняться на червонной Москве, если целоваться недосуг.
Прадеды с прабабками
святочное катание благословили, в Орловском Нескучном саду, в Сокольниках, в Царицыне,
проклятом месте, по предместьям да выгонам.
Много соблазнов на Святки
- на все поглазеть охота, народец непутевый на улицы повылез, легкий товар повынес,
пьяненькие шатались по деревянным мостовым, красные носы, бубенцы, ленты, грешнички
на морозе, постным маслом политые, раскаление и балагурство.
Пряничники, сбитенщики,
старухи-плясуньи, питейные шатры, увенчанные зелеными кудрявыми елками и потешными
двухвостыми флагами, ледяные горы Воробьевы, клюква в сахаре, что угодно для души.
Швейцарец в женской шляпке
показывал пляски курьезных мосек, француз- пройдоха привез с острова Мартиник дикого
человека, и брал за смотрение целковый.
В палатке у храма Ивана
Воина палатку француз поставил - дотемна толпились раззявы - в полутьме не то мужик,
не то еловая шишка, и все то бродил сутуло, все то вздыхал, кашлял. Сырой курятинкой
в пере, бывало, пообедает, и снова из угла в угол мается. Все ему не то, ему бы
обратно на свой Мартиник, но нельзя, надо людям московским смех и любопытство делать.
На Тверскую стравуса
доставили прямоходом из Африки, бегал стравус скорее лошади, на бегу булыгы ногой
ловил и назад кидал, глотал залпом железо, разного рода деньги и горячие угли, у
латиниста Еременки из Воспитательного дома на спор ужрал карманный хронометр с репетицией
и по сей день не отдал. Маленький безрукий человек Павло Выкрутас, карла Черниговский,
зубами кисть держал и картины на снегу рисовал, да так верно, что всяк свою персону
узнавал. Снег не таял, только горел на сухом морозном солнце, карла плакал, рисовал
Москву, зубы стискивал, а рядом вращала свои колеса судьбоносные, неумолимыми письменами
испещренные Настоящая Машина Оракул.
