Кричал сорванец-зазывала
против ветра, что в Мещанской улице ученая лошадь Машка своим искусством поражает,
до пяти считает и всегда угадает, чья жена не чиста сей ночью была.
Весело.
Санки беговые, двухместные
запряжены были чубарой парой рысачков-катырей, вскачь не ходят, рысью машут, как
полотно меряют, на крупе клеймеца затейливые выжжены - коня от коня не отличишь-близнецы,
головы высокими перьевыми султанами украшены.
Санки внутри шерстяным
бархатом обиты, отделаны пышно, с бронзы, с янтаря балтийского, оба полоза летучих
сходились высоко и радостно. У кого - голова Горгонеи Медузы слепая, у кого - амур
с колчаном, у кого - медведь с ушами сквозными для пропуска вожжей.
А на наших санках, Аннушка,
краше всех - птица Сирин, исполненная очей, золотые мокрые власы по плечам, груди
круглые полны зимним молоком, венец остробрамский на челе, крылья стоцветные раскинуты,
в устах продух сделан со струнами - для ветра.
Взвизгнул возница, хлестом
бросил санки в лёт, полетели санки на Москву, завыла эолова арфа в устах диво-птицы,
да так, что снега с высот древесных осыпались звездопадом, солнцем зрение пронзено,
кони приложили уши, озлились, стали змеями, кровь в щеки бросилась, сжались добела
кулаки - быстро, слишком быстро земля из под ног ушла.
Припекло сердце под ребрами,
теперь только кричать, только лететь, ни о чем не думать, во мглу, в святки, в скрип
насаленных салазок, в московскую стоглазую пустоту.
Бросили Анне и Кавалеру
на плечи шубы розового камчатского соболя и темной бурмитской белки, грели руки
молодым одинаковые муфты-маньки, пуфы из подпушки ангорской козочки.
Сам Кавалер чубарой парой
по легкому льду правил. На запятках егерь держал по ветру факел-негасимку, и в два
пальца присвистывал.
Птица Сирин выла по-вдовьи,
оглядывалась на ездоков Москва и крестилась в страхе.
Оцепенела Анна на мягкой
барской скамье.
Не узнавала Анна Кавалера.
Перекрасила пресненская
осень жениха, переломала, как паяца бескостного, изнутри выгрызла.
Не солгали сплетницы
- нечистая красота пятнами на его лице проступила, из поддельных румян - собственная
кровяная краснота на скулах расцвела. Дурной гость посетил шереметьевский дом, чулки
шелковые со стрелками, башмаки на розовых каблуках с большими пряжками, имел при
себе лорнет, по нескольку золотых табакерок с анакреонскими непристойными миниатюрами,
на пальцах множество перстней, в руках - трость, иначе на женских каблуках да по
вощеному паркету не удержаться было. Сукин сын.
