— Ну? — сказал один.
— Чего «ну»?
— Кто начнет-то?
— Да хоть бы ты.
— Валяй, Кадюков.
Кадюков откашлялся и протолкался вперед.
— Так мы, значит, пришли, товарищи. Согласны. Хоть и была у нас неувязка одна, ну ничего. С кем не бывает! А што касается вызова — примам. Постараемся выполнить. Постараемся, ребята?
Красноармейцы улыбнулись светло и надежно. Из рядов первовзводников — дружные хлопки, ободряющие и веселые.
Так вступил в соревнование второй взвод.
От конюшен слышны ласковые, баюкающие перезвоны шпор дежурного. Легкий ветер чуть слышно разговаривал с едва рисующимися на фоне неба кленами плаца.
От флигелей отделились две фигуры, и скоро к ним подошел с рапортом дежурный. Высокий что-то сказал дежурному, тот секунду постоял в нерешительности, потом отрывисто прыгнул к висевшему у двери колоколу и лихорадочно задергал веревкой.
День-день-день-день!.. — тревожно, взмывающе загудел колокол. На конюшне заыкхали, зацокали вскакивающие лошади, на деревьях захлопали крыльями всполошенные вороны. Звон гудел не переставая.
Дневальный трясущимися руками зажигал «летучие мыши» и, не давая разгореться фитилям, задувал их истошным, бесперечным криком:
— Трево-ога! Трево-ога!
В казарме молчаливая, глухая, судорожная возня, будто в искромешной драке онемели все. Но вот зазвенело оружие, звонко залепетали шпоры, завзвизгивали муфточки поясных пряжек, и лестница загремела от десятка бегущих ног.
От конюшни, припав к гривам, в сумасшедшем галопе проскакали командирские коноводы.
Смоляк, ширкая электрическим фонариком в хвосты уезжающих, отмечал:
— Леонову — уехал.
— Маслову — уехал.
— Твоя, командир. Коновод, стой! Здесь командир. А вон и Банат, Баната сюда-а!
Конюшня ожила. Зафыркали подседланные, выводимые лошади, тревожно заржали оставленные еще заводные. От строившихся взводов, под командой помкомвзвода Исакова, отделился десяток всадников и сразу взял крупную, сбивающуюся на мах рысь.
— Командир, по плану тревоги выехал разъезд, — предупредил военком.
— Разъезд? Остановить!
— Исаков, сто-ой! Вернитесь!
Гарпенко и Смоляк вскочили в седла и на коротком галопе подскакали к построенному эскадрону.
— Товарищи, город взят синими.
— Тш-ш! — У новобранцев екнуло в груди, и сердца начали давать перебои.
— Вечером форсированным маршем части синих выступили на Аракчеевку и Бронницы с целью отрезать нас от остальных частей дивизии.
Мертв эскадрон. Даже лошади навострили уши и не переступают. Легкий озноб щекочет и скребет молодых, неопытных бойцов.
