— Тут покумекаешь как — выходит, что добровольно хомут одеть хочут, — опять сказал Вишняков.
— Д-да-а...
— Мало хомутов-то, так еще заставляют, чтобы сами одели.
— Д-да-а...
— Про старую армию хоть и говорят, а только мы там не были, не знаем.
— Д-да-а...
— К чертовой матери их совсем с армией и с дисциплиной сознательной!
— Д-да-а... То есть, это кого? — спохватился вдруг Граблин.
— Их.
— Ково их?
— Этих самых.
— Стой, стой! Насчет чево это там? — загалдели другие.
— Кто это?
— Это каку армию к матери?
— А ты лежи, не привязывайся, как банный лист к голой...
— Нет, ты скажи, каку армию?..
— К-катись ты...
— Кто это, Вишняков?
— Кто бы ни был.
— По запаху слышу... по кулацкому.
— Какому?
— По кулацкому. — Сказавший это вдруг вскакивает. — Да что ж ты, кулацкая морда, думаешь, мы бараны? Вонючая образина! Сволочь! Это кого к матери? А? Кого?
— А-а! Стару армию?! Может, ему старого царя жалко?
— Он стару армию пожалел, хорошо, гыт, там.
— А ты спроси у него, может, жалко. Он давеча с лица исходил, когда Куров вызов читал.
— Г-гад!.. «Хомут заставляют», гунда паршивая! Мы те оденем хомут — не вылезешь!
На шум прибежал дежурный, поддерживая подштанники, пришел старшина.
— Кто здесь кричит?
— Где?
— Здесь, у вас.
— Што ты. Разуй глаза-то. Вишь, все спят.
Красноармейцы лежали неподвижно, некоторые храпели.
Старшина осмотрелся и, подозрительно косясь по углам, предупреждающе сказал:
— Смотри, ребята, а то как бы вам сон нехороший не приснился.
Ушел старшина, за ним, позванивая шпорами, на цыпочках побрел и дежурный, но взвод не спал. И долго еще слышно было ворчанье и почесыванье...
На следующий день Хитрович, вспомнив, что сегодня надо дать ответ первому взводу, начал было с красноармейцами разговор, но так как он был казенным, бездушным, не узнал настроения красноармейцев, не вызвал их на беседу и ушел, отложив разговор до следующего раза. А потом началась тренировка к празднику, и разговор был отложен еще до следующего раза.
Сегодня, за день до праздника, на вечерней уборке ко второму взводу подошел Куров.
— Ну как, товарищи, с вызовом-то? Послезавтра собранье.
Один из второвзводников нагнулся и, стукая о дощечку скребницей, ответил:
— Так ить што ж, мы не против, не знаю, как другие.
— Другие тоже не в поле обсевок, — буркнули ему от лошадей.
— Значит, так и сказать первому-то взводу?
— У нас у самих языки есть. Верно, ребята?
— Правильно.
— Ясно. В чем дело? — поддержали остальные.
...И вот они, смущенно толкаясь, робея, будто на экзаменах, вошли в первый взвод.
