— Только уж как умею, чтоб без обид…
Взвод заинтересованно хохотнул. Хохотнул и Басеев.
— Не стесняйся, дорогой, — успокоил он меня. — Отведи душу на командире, разрешаю.
— Значит, стиль — без правил? — уточнил я.
— Я же сказал: не стесняйся! — молвил Басеев тоном раздраженного приказа. Сблизившись со мной и продолжая улыбаться, произнес мне на ухо: — После госпиталя обещаю устроить тебя в такой медвежий угол — всю жизнь помнить будешь, дорогой!
— Вы собираетесь в госпиталь? — спросил я.
Побледнев от гнева, он толкнул меня ладонью в плечо. Скомандовал, вставая в стойку:
— Начали!
Я без сопротивления позволил ему ухватить меня за ворот куртки, а затем сделал то, что по правилам спортивного самбо не полагалось и чем Басеев не владел: «болевой» в стойке.
Кисть лейтенанта, прежде чем он попытался провести какой-нибудь свой бросочек через бедро или передний подхватик, я безжалостно вывернул, тут же ушел за спину обомлевшего от боли противника, резко произвел удушение и, подсадив его под зад коленом, брякнул что было сил на ковер. Мельком я обернулся на сослуживцев, усмотрев в их глазах растерянность и — окрылившее меня восхищение.
Басеев медленно поднялся. В ошарашенном взгляде его отчетливо читалась стылая ненависть.
— Продолжаем… — хрипло выдохнул он, уже куда как более осторожно приближаясь ко мне.
Я раздумывал… Горец, похоже, еще не осознал, что все мной совершенное — тоже подыгрыш, жестко ограниченный рамками чисто борцовской схватки, пусть с элементами неведомого для Басеева айкидо и джиу-джитсу, однако весь этот спорт с его пустыми подсечками и подножками мог длиться, во-первых, до бесконечности, а во-вторых, моя победа наверняка означала такое дальнейшее угнетение по службе, перед которым меркли все предыдущие неприятности и унижения.
Басеев оскалил зубы и пригнулся, готовясь броситься мне под ноги.
Настал момент, называемый у летчиков временем принятия решения.
И я принял решение. Будь что будет!
Ударом ноги в лоб я лейтенанта не просто разогнул, но даже и расправил в плечах.
На какой-то миг он вытянуто завис в воздухе, горделиво и как— то изумленно озирая пространство спортзала, и в ту же секунду я, не меняя положения ноги, замершей в классической горизонтальной растяжке, в три коротких касания простучал его печень, промежность и желудочно-кишечный тракт.
Я бил на результат, понимая, что либерализм полумер может иметь для меня в дальнейшем не менее тяжкие последствия, чем даже летальный — для Басеева, естественно! — исход поединка. До распределения по сержантским школам и ротам оставались считанные дни, и я желал провести их вне общества мстительного горца.
