Она не спала.
- Ты не молчи...
- А что тут скажешь?
- А ты скажи. И я останусь...
Он молчал.
- Уехать мне?
- Уехать.
- Почему?
- Потому.
- Потому что не любишь?
- Потому что, - сказал он, - люблю.
За три дня до развязки заставили выйти - и на воздухе засаднило. Прячась за лакированной твердью двери, он приоткрыл на цепочке.
- Кто это был?
Он подал телеграмму из-за Урала.
Вылетаю с любовью Альберт тчк
- Странно, - сказала Инеc. - Так и не поняла я вас, русских. Действительно, может быть, тайна?
- Может быть.
- А какая?
- Не знаю. Пустота...
После второго захода - "Si tи те permets"* - Альберт расстегнул свой мундир, в вырезе майки белая кожа шла пятнами.
- Разбавляет... Друг мой разбавляет. Водой. В литровой бутыли с притертой по-химически пробкой был спирт. Бокалы хрустальные.
- Не могу, друг, позволить.
- Раньше мог. Он на все был способен, Инеc. Кроме любви... - Выдохнув, он запрокинулся и приложился к своему кулаку. - Х-ха. Экзистансу искали мы в совреальности. Спросишь, как это выглядело? Видимой стороной? Крайним релятивизмом. Отношения, личность... Это все побоку. С кем попало. Ё...й мистик оргазмов. Мальчика с толку сбивал. Мол, границы - это только внутри. Инеc? Ти m'епtends?**
- Je t'entends, Albert***.
- И заметь, не Камю. Человек действия. Напрямую. Не его бы теории, я в другом бы мундире сидел. Legion etrangere****...
* С твоего позволения (фр.)
** Ты меня понимаешь? (фр.)
*** Я тебя понимаю... (фр.)
**** Иностранного легиона (фр.)
Он поет. Сначала без слов напевает пластинку, что крутилась когда-то по ночам у Нарциссо. - Ле солей э ле сабль... Но годы любви - тю мантан сэт ир-р-репарабль... Он не может. А я вот могу. Все! Не хочу, что могу, а могу, что хочу. Тю мантан?
- А я нет. Не могу.
- Почему?
- Семя свое исцеляю. Хромосомы.
Альберт вывинтил с хрустом.
- Не поможет. Мутанты. Чтоб воскреснуть, должны умереть.
- Ну, давай. Будет, будет...
- Инеc, за тебя!
90° это... это - глаза прикипают. К глазам.
- Сейчас я скажу.
- Что?
- Что запретили. Чего мне нельзя... - Альберт ухмыльнулся и всхлипнул - изумленно. Глаза помертвели, стекленея.
- Сделай что-нибудь, - говорила Инеc. - Ну... Изо тра у него вздулся и лопнул пузырь:
- Друзья, я убил... Человека.
Александр наложил свои руки ему на погоны.
- Успокойся. Все тут свои.
И захлебнулся. От удара под ложечку. Засмеялся, но внутренне. Вслух же не смог. Только выдавил:
- Друг...
И влетел в угол с вертикальной железной трубой. Пришел он в себя на проигрывателе. Из конверта со сверкающе потным от ярости -"It's a man's world!"* - черным певцом вынул полдиска. Вдали на полу - прозрачный стеклянный кирпич, еще почти полный. Он все понимал, начиная с армейских полуботинок, на которые нависали, ломаясь по стрелке, брюки. Сверху ботинки блестели - сунул под вращение щетки в аэропорту. Снизу грязь, привезенная из-за Урала. Через бортик тахты Инеc подала ему ложку. Супную. Гладковыпуклый холод на челюсть. Неужели ломал?
