- Я уже говорил, товарищ Лаврентий Павлович!
- Брось это свое "товарищ Лаврентий Павлович!" Говори дело!
- Я уже говорил, что он слегка пожаловался...
- На что он слегка пожаловался?
- На семейные обстоятельства, това... На семейные обстоятельства.
- Он - что? Тебе - ровня? Ты с ним дружил?
- Нет. Он приехал, вы же, наверное, знаете, полгода тому назад в отряд.
- Это я и без тебя действительно знаю.
- Он посмотрел на моих детей и сказал, что...
- Что он сказал? Что?!
- Что был бы счастлив иметь хоть одного ребенка...
- У него не было ребенка? - Берия резко повернулся к Шмаринову. - Вот в чем дело, подлец! Не имел детей! Не имел родины! Не имел настоящих друзей! Приезжал и жаловался таким начальникам застав, у которых голова большая, как арбуз, а ничего существенного в смысле бдительности не варит! Ты дурак, старший лейтенант! Как только он ушел от тебя, ты бы послал ему вслед своих этих всех пограничников! Раз он затосковал, значит, не наш! Значит, что-то плохое задумал! А ты сидел, сидел, как клушка, около своих детишек и радовался, какой ты счастливый! Ох, какой я счастливый! Даже этот комендант, который видел большой город Ленинград, учился там, приехал сюда на высокую должность, но несчастливый человек! Он одинокий! А я герой-отец! У меня дети плодятся, как кролики! Слушай, а не мешают ли тебе дети нести настоящую пограничную службу? Они не кричат, когда ты спишь? И ты сонный идешь по тропе, чтобы других уличить в плохой службе! Ты сам плохой! Пусть его уведут! Пусть приведут тех, кто о нем что-то хорошее скажет!
Берия плюхнулся на стул и закрыл рукой пенсне. Он сидел так долго, вроде задремал. Старший лейтенант Павликов, испугавшись гнева начальства, вышел на цыпочках, сухонькое его тело с висящим на животе ремнем боялось потревожить даже воздух, в котором еще стояли длинной очередью слова, произнесенные гневно, государственно. Шмаринов тоже не шевелился. Как и я. Как и Железновский.
- Кто там еще? - Берия неожиданно поднял голову.
Никто не заметил, только он, что за дверью стоят люди, и только он ждет их и только он может ими распоряжаться.
- Пусть заходят! - приказал Берия.
- Лаврентий Павлович, - Шмаринов нагнулся низко, по-рабски, - там обед... Готов... Обед готов...
Берия поднял еще раз голову:
- Митя, какой обед, когда допросить их надо! "Обед!" Хорошо тебе рассуждать! А у меня... У меня, Митя, тут болит. - Он постучал по сердцу. - Какие кадры! Ну дерьмо, дерьмо, Митя! Хорошо, что я вам доверил! Когда мне сказали, что ты здесь... Я и на охрану махнул рукой! Если Митя тут, значит, тут есть охрана... "Обед!" Еще пообедаем! Зови! Они топчутся за дверью, как слоны!
