Зазвонил телефон. Я вздрогнул, снял трубку. Антония просила поторопиться. Я ополоснул лицо водой, вытерся, вышел в коридор.
Постучал в ее дверь.
Она вначале удостоверилась, что это я, затем впустила.
Босая, в белом махровом халате. Аккуратно причесана. Ну чистый ангел.
Я сбросил куртку, плюхнулся на мягкий диван.
— Перевели?
— Первую половину, — ответила она. — Он же писал задом наперед, так что пришлось потрудиться.
Антония села на подлокотник кресла. Ворот ее халата чуть распахнулся, открыв крутизну груди. Она дала мне возможность полюбоваться пару секунд, затем запахнула халат плотнее. Я напряженно сглотнул, чувствуя, что попал в капкан.
— Я заказала ужин, — сказала она. — Скоро принесут.
— Хорошо, если бы это были картофельные книши и сандвич с солониной из «Карнеги Дели». А к ним мягкий ржаной хлеб и острая горчица.
Антония рассмеялась.
— Угол Пятьдесят пятой и Седьмой авеню. Суп с клецками из мацы…
— Неужели? — воскликнул я. — Вы тоже бывали в «Карнеги Дели» и ели мясной бульон?
— С огромными клецками из мацы, — сказала она, показывая размер руками. — Они были замечательные.
— Конечно, замечательные.
— Да, но это все в прошлом. — Она неожиданно всхлипнула.
Я поднялся, сделал шаг к ней, но она жестом приказала остановиться. Проговорила сквозь слезы:
— Вон как у вас торчат пистолеты. И этот идиотский кинжал… Мне кажется, я больше никогда не буду жить нормально. Все время придется скрываться, прятаться. — Ее плечи затряслись.
Я подошел. Она хлюпнула носом, вытерла глаза, схватила мою руку. Меня как будто ударило током. Очень хотелось поцеловать, утешить. Но вместо этого я напряженно произнес:
— Мне тоже это все не нравится.
— Но я видела ваше лицо, когда вы разговаривали по рации с этим Теччи. И когда надевали портупею с пистолетами. Ваши глаза… в них была такая решимость идти до конца. Вас трудно понять.
— Неужели?
Она вытерла глаза, высморкалась.
— Да. Реб, в вас есть что-то такое неуловимое. У меня интуиция. Я смотрю на картину и вижу каждый нюанс. Как будто стояла рядом с художником, когда он ее писал. Накладывал мазок за мазком. А вы… у вас очень сложная, многоструктурная фактура, трудная для анализа. Одно лишь ясно — вы особенный.
Антония несмело улыбнулась.
Я хотел что-то сказать, раскрыл рот, но не смог выговорить ни слова. И направился в ванную.
— Куда вы? — спросила она.
Я не ответил. Вошел, открыл оба крана, уперся руками в края раковины, наклонился к великолепному зеркалу. Оттуда на меня смотрел я, с двумя полуавтоматическими пистолетами под мышками.
