Кинжал Медичи - Камерон Уэст

На приключения, о которых расскажет вам сейчас славный парень по имени Реб, его вдохновил гений, записавший однажды в своей тетради:

Великое открытие свершилось в душную августовскую ночь 1491 года, когда вся Италия спала крепким сном. Бодрствовали лишь стражники, пекари и сам автор. Он стоял у кузнечной печи, и Бог с интересом взирал с небес на его творение, которое он держал на ладони. Только что выкованный, почти невесомый кинжал. На остром лезвии играли оранжевые блики. На лбу творца поблескивали капельки пота.

Он зажал кинжал в тиски острием вверх, поднял молот и изо всех сил ударил. Молот раскололся, как спелый арбуз. Сплав воистину оказался чудодейственным. Клинок не могла разрушить никакая сила.

Человек из городка Винчи размышлял, вглядываясь в окно, за которым чернело бархатное небо. Огненные искры шипя вылетали из трубы и тут же гасли.

«Пойдет ли мое открытие на благо людям, или его используют, чтобы творить зло?»

И он принял решение.

С тех пор минуло пять столетий.

Просторный кабинет отца. Я сижу на черном кожаном диване, откинувшись на спинку, похожую на гигантскую подушечку жевательной резинки «Чиклетс». Отец в кресле за своим столом. Подался вперед, напряженно вслушивается в голос, исходящий из динамика громкой телефонной связи. Одна рука подпирает лоб, другая нервно сжимает карандаш.

Голос в телефоне принадлежит лейтенанту береговой охраны Гектору Камачо.

— Я очень сожалею, сэр, — произносит Камачо с профессиональным спокойствием, — но мы прочесали все в радиусе почти ста миль.

Отец морщится, как будто наступил на канцелярскую кнопку.

— И ничего?

— Ничего, сэр.

— Боже, какой ужас! — Пот выступил у отца над верхней губой.

— Доктор Барнетт, — говорит Камачо, — попытайтесь успокоиться. Мистера Грира… хм… уже не вернешь…

— Генри! — вскрикивает отец, как будто спохватившись. — Боже мой… Генри.

Я знаю, что Генри Грир — это пилот, который должен был доставить из Франции страницу из знаменитых тетрадей Леонардо да Винчи.

— Он был вашим родственником? — спрашивает Камачо.

— Но ведь это же самолет, — устало произносит отец, не обращая внимания на вопрос. — Он не может пропасть просто так.

— Самолет упал в море, сэр. И скорее всего затонул на большой глубине.

Отец разламывает желтый карандаш и смахивает половинки на пол.

— Боже!

Я сжимаюсь на диване. Мне страшно. Хочется уйти, но я остаюсь.

— Я вам очень сочувствую, — говорит Камачо.

Отец молчит почти минуту, и я наконец соображаю, что он плачет. У меня тоже на глаза наворачиваются слезы.