Дойчман торопливо стал отрывать куски картона, которым снизу были обшиты нары, потом, положив картон на колени, взял карандаш и стал писать:
«Доктор Кукиль!
Я получил ваше письмо. Вероятно, вам будет малоинтересно, если я примусь описывать, какое омерзение вызвал у меня ваш жалкий лепет. Но я все же решил ответить вам. В первую очередь хочу сказать, что уловил между строк то, что вам сейчас не дает покоя чувство вины. Но этого мало, герр доктор Кукиль. Я готов поверить, что седых волос на вашей голове от этого не прибавится, — вы, насколько я вас знаю, не принадлежите к числу тех, кто способен сострадать, сочувствовать людям, на долю которых по вашей милости выпали муки. Если бы я мог сейчас — а я от всей души сожалею, что такой возможности не имею, — я бы избил вас и выкрикнул прямо в вашу бесстыдную физиономию, чтобы вы наконец поняли: „Вы, вы во всем виноваты!“ В том, что Юлии нет, в том, что… ее нет, что она… умерла… умерла…»
Карандаш выпал из пальцев. Горящими, сухими глазами Дойчман уставился в пол и долго сидел так, не шевелясь. Как сейчас хорошо было бы расплакаться… Разрыдаться. Но — не могу, и все. Боже мой, если бы этот человек вдруг оказался бы здесь! Погруженный в размышления, Дойчман даже не заметил, как открылась дверь каморки и кто-то вошел. Это был Шванеке.
— Что у тебя приключилось? — спросил он, садясь рядом с Дойчманом на нары и глядя ему прямо в глаза.
— Ничего не приключилось. А чего ты пришел? — спросил Дойчман.
— Понимаешь, профессор, ищу себе компанию, — ответил Шванеке. — Пока мне не отсекли башку…
Дойчман молчал, смысл слов Шванеке не сразу дошел до него.
— Башку? — недоуменно спросил он. — Тебе? За что? Ты с ума спятил!
— Я-то нет, зато вот другие точно спятили. Они уже точат топорик для меня, можешь мне поверить. Или веревочку мылят. Сперва они сунули меня в штрафбат, сказав на прощание: эй, парень, когда отправишь на тот свет достаточно русских, тогда ты снова наш. А тут вышла эта идиотская история с этим недоумком…
— С Беферном?
— Ну а с кем еще? С ним.
— Но ты же его не убивал! У них же нет никаких доказательств!
— А может, это я его и кокнул… — оскалился Шванеке.
Дойчман невольно отпрянул и стал смотреть на сидящего рядом и улыбавшегося во весь рот Шванеке.
— Так… ты его и правда?.. — пробормотал Дойчман.
— Да брось ты, шучу, как всегда… Но все складывается так: стоит тебе раз вляпаться, и тебе уже нет веры. Тут хватит и подозрения. Были они с ним в окопе? Были. Никого, кроме них, не было? Никого. Мог он его шлепнуть? Мог. Ну, раз мог, так и шлепнул. Чего тут спорить? Все именно так и было — это если по-ихнему рассуждать. Кто мог прикончить Беферна, кроме Шванеке? Ну кто, скажи мне? Ведь все до одного верят, что это я убил его. Вот только жаль, что не я…
