— Да, они как раз в это время собираются на молитву.
— Кто-нибудь спасся?
— Нет. Все погибли. Старое дерево вспыхнуло в момент. Вы же знаете, что оно очень старое, приор. Ведь синагога стоит здесь с незапамятных времен.
— Знаю, — сказал Торквемада.
— С незапамятных времен, — повторил монах. — Говорят, сам дьявол построил ее еще до того, как в Испании появились люди, и потом подарил ее евреям…
— Не болтай чепухи! — перебил его Торквемада. — Синагога сгорела дотла?
— Она запылала, как факел.
— Кто в ней был?
— Человек сорок евреев, — ответил монах, — и раввин Мендоса.
— Больше никого?
— И еще одна женщина.
— Женщина? — Торквемада подошел к монаху так близко, что их лица чуть ли не соприкасались. — Откуда там женщина? Еврейские женщины обычно не ходят в синагогу — разве что в субботу.
— Она не еврейка, — сказал монах.
— Откуда тебе это известно? — спросил Торквемада.
— По одежде. Она была одета, как знатная испанская дама. На ней был плащ, но он распахнулся, и я увидел драгоценные украшения.
— Ты узнал ее?
— Точно не скажу, приор. — Тон у монаха был извиняющийся, чуть ли не умоляющий. Он хотел бы угодить Торквемаде, но не понимал, чего тот от него хочет. — Это была христианка, — уверенно сказал он.
— Старая? Молодая? Средних лет? Думай, дурак! Как она выглядела? Ты можешь ее описать?
— Совсем юная. Похожа на дочь дона Альваро.
— Почему же ты не остановил ее? — напустился на монаха Торквемада.
Монах в страхе попятился.
— Разве мне подобало остановить ее? — сказал он. — Раз она вошла в синагогу, значит, стала еретичкой. Мое ли дело останавливать ее? Мой единственный долг — следить и после донести на нее. Бог сам ее покарал.
Внезапно Торквемада ухватил монаха за сутану, сжав кулаки, притянул к себе и прошептал:
— Как ты мог?
— Что я такого сделал? — перепугался монах.
Торквемада с силой оттолкнул его от себя:
— Что ты сделал? Я накладываю на тебя епитимью, чтобы ты понял, что ты сделал. Посидишь сто дней на хлебе и воде — может, и поймешь, в чем твой грех! Сто ночей без одежды проймут твою очерствевшую душу!
Монах пал на колени и забормотал:
— Прошу вас… приор, прошу, скажите… в чем мой грех? В чем?
— Вон! — взревел Торквемада. — Оставь меня!
Монах вскочил и выбежал из комнаты. Торквемада остался один; он долго стоял, закрыв глаза, стиснув кулаки.
— Боже, смилостивься надо мной… — наконец прошептал он.
