Внутри КПП оказался бравый летчик, а может не менее бравый техник. Он не стал мучить ее излишними вопросами и даже выделил ей в провожатые нескладного, высокого срочника с голубыми, как и полагается в авиации нашивками и с повязкой на рукаве. На повязке буквы "ПОМ", и Шимпанзун секундной мыслью отметила совпадение — у мичудрила, разговор которого она случайно подслушала, точно такая же повязка с такими же буквами. Выходит, помощники ведут ее к Примату? Ну а если это не ее помощники, то чьи тогда?
К самолету они подошли со стороны хвоста и, подчиняясь необязательной условности, она остановилась у начала летного поля, не переступив границы травы и бетона. Самолет стоял близко, и она хорошо видела, как Примат, разговаривая с такими же, как и он, пятнистыми солдатами смеялся, и еще о чем-то спорил с красивым и важным полкодрилом в черной пехтмуровской форме, и то, как он поднялся в самолет, а вслед за ним поднялась светловолосая обезьянна в белой куртке с большим красным крестом на спине, и то, как провожающие отошли к машинам, а к люку подбежал техник в летной куртке, наверное проверить, как закроется этот самый люк.
И тут Примат увидел ее.
Примат увидел Шимпанзун. В теле его дернулись и остановились сильные механизмы — желание движения и сопротивление ему. Готовый закрыться грузовой люк остановил его? Но он поймал ее взгляд, а она его. Взгляды превратились в свитые из жестких железных закорючек провода, и двигаться по ним живому обезьянну невозможно. Но возможно движение чужого взгляда — боковым зрением он заметил, как несколько ошалевшие и широко открытые глаза гевронки наткнулись на эту жесткость.
Их взгляды встретились, и она почувствовала, как вздрогнул и застыл от неожиданности Примат, и что в кривизне сегодня изменяющегося мира есть только одна прямая линия — линия встречи глаз, две точки опоры для нового отсчета. Но мгновение прошло — и мир не перевернулся, остался таким же кривым и привычным, а единственная, кажущаяся стальной прямая лопнула хрупким хрусталем. Большие створки грузового люка стали медленно закрываться и этим движением вернули кривизну, подтверждая отделение.
Люк закрылся, дернулась и оборвалась прямолинейная условность взгляда и осталась там, снаружи, в отсутствии слов и жестов. Примат очнулся, улыбнулся отважной гевронке и жестом пригласил ее в глубь отсека.
— Пойдем, — сказала она своему нескладному провожатому, отвернувшись от взлетающего самолета.
