— Я про Георга говорю, — не унимался Эрл.
— Да немец, надо полагать.
— Вот! И какой немец? — вопрошал Эрл, обращаясь к толпе. — Ничтожное ганноверское отродье, отъевшийся хряк — и это он-то наделен правом помазанника Божия? Послушайте-ка, что я вам скажу, друзья мои! Да я б на месте Господа Бога…
Поодаль, взгромоздясь на самодельную трибуну из ящиков, призывал к тишине Куинси Ли. Только что до него квакер Арнольд выступил с предложением создать вооруженную милицию.
— Ну так как же? — пританцовывая от волнения, надрывался во всю мочь нескладный косоглазый верзила Ли. — Что на это скажет народ?
Толпа ревела.
— Кто первым выйдет и вслед за мною заявит, что готов положить жизнь, поднять свое оружие, свой меч во имя святого дела, которое зовется свободой…
У, как взревела толпа!
— Подобно тем, кто пал под Лексингтоном и Конкордом…
Толкаясь, Пейн стал выбираться из толпы, а у него за спиною гремел голос Арнольда:
— Подобно тому, как от века сражались англичане, отстаивая права англичан…
— Выпиваем? — Эйткен сказал Пейну, когда тот шагнул в лавку, оставив за спиной прохладную звездную ночь.
— Выпиваем, — кивнул Пейн.
— Поди, печенка прогнила насквозь, скоро развалится окончательно.
Пейн усмехнулся и снова кивнул.
— Были сегодня на площади?
— Как же, — сказал Пейн и, плюхнувшись в кресло, уставился собственные ноги.
— Порадовались, наверно, что материал для дешевых сенсаций в руки плывет?
— Я не радовался, — сказал Пейн. — Я испугался.
— То-то и хлебнул, я смотрю! Как бумагу марать, так герой, понадобились кулаки — сплоховал, голубчик.
— Я не за себя испугался.
— И правильно. — Долговязый шотландец удобно облокотился прилавок, явно находя жестокое наслаждение в колкостях, которые отпускал своему редактору. — Правильно, говорю вам, поскольку много ли стоит ваша жизнь?
— Да ничего.
— Ага, так вы признаете это?
— Я это знаю, — свирепо проговорил Пейн.
— И тем не менее испугались.
В дверь постучали, и Эйткен, прервав свои нападки, пошел открыть. Это был старый Айзек де Хероз, сторож при синагоге еврейской общины. Пейн видел его не первый раз. Держа под мышкой истрепанный молитвенник, он неторопливо поклонился Пейну и шотландцу и разложил молитвенник на прилавке, любовно, бережно придерживая рассыпающиеся страницы.
— Вы бы такой могли напечатать? — спросил он Эйткена.
Пейн и Эйткен склонились над книгой — с любопытством, впервые в жизни разглядывал Пейн древнееврейские письмена; Эйткен, сощурясь, вглядывался в старинный шрифт.
