Из раздумий вывела неожиданная остановка. К старику вознице подбежала тоненькая девушка. В руках она держала чемоданчик, какой можно видеть у студентов.
— Вы в город? — спросила девушка, запыхавшись, и, не дожидаясь ответа, полезла в сани. — Как я боялась, что не успею, — ни к кому не обращаясь, сказала она, усаживаясь с краю.
Чтобы лучше рассмотреть незнакомку, я закурил. Одета она была не по-дорожному. На голове маленькая шляпка с закинутой наверх вуалькой, на ногах — ботики.
— Забирайтесь под сено! — предложил я.
— Спасибо. Мне хорошо и здесь.
Дорогу совсем занесло. Лошади едва тащились, местами по колено увязая в снегу. Завывал ветер. Всхлипывали на дугах бубенчики. Хрупкая фигурка в пальто с узкими покатыми плечиками вызывала жалость. Стучит ногами — холодно. А мы в унтах, лежим, как бирюки, зарылись в сено…
Я кашлянул:
— Послушайте, девушка, вы не замерзли? — и подумал: «Что за глупый вопрос».
— Я привыкла, — сказала она.
Однако я решил хоть в этом проявить настойчивость.
— Подвиньтесь сюда, слышите! Девушка не ответила.
Тогда я скинул унты и поставил их у ее ног. Девушка замахала руками:
— И не выдумывайте. Вы с ума сошли.
— В сене испечься можно, берите, слышите! Девушка колебалась.
— Впрочем, как знаете, — продолжал я с напускным равнодушием, — но мне они не понадобятся до дому.
Девушка посидела с минуту неподвижно, а потом негнущимися пальцами стала натягивать на ноги унты.
Еще долго сани ныряли в ухабы и ложбины, пока, наконец, не выбрались на шоссе. Как только под полозьями оказалась твердая дорога, старик прищелкнул, лошади потрусили рысцой, бубенчики залились безмятежной песенкой.
Приближался город. Сотни огоньков разбрелись по горизонту.
Я был так близко от девушки, что слышал ее дыхание. Казалось, она опала. Мне стало чудиться, что я где-то уже видел ее, принялся вспоминать, где именно, и незаметно задремал.
Проснулся я от толчка в бок и увидел склонившегося надо мной Герасимова.
— Поднимайтесь, все царство небесное проспите, — говорил он, отряхивая с моей шинели снег. Яркий свет фонаря резал глаза, заставлял жмуриться. Лошади фыркали, пуская из ноздрей облака пара, били копытами.
Оказалось, я у себя в городе, у «офицерского корпуса», так называли дом, в котором жили офицеры с семьями.
— Где же наша спутница?
— Была, да вся вышла, — засмеялся Герасимов, — вот подарок оставила, сапожки со своей ноги, — он поставил унты.
Я сунул руку внутрь — холодно, значит, ушла давно.
