Пугалки для барышень. Не для хороших девочек | страница 57
Он накупил и принес домой вкусной еды. Сначала я отказывалась есть, как упрямый ребенок, не позволяя себя подкупить. Отрицательно покачала головой, когда он протянул мне шоколадки в форме божьих коровок в блестящей красной фольге и радужную рыбку в пластиковом пакете с водой. Я заплакала и сказала нет, когда он предложил мне полосатые носки с пальчиками и полную стеклянную банку крохотных резиновых динозавров, лиловых, оранжевых и желтых. Но я поддалась, когда он налил в ванну воды и добавил пену из флакона в форме гигантской бутылки шампанского. Я позволила ему приложить тампон с настойкой гамамелиса к распухшему синяку под глазом, а потом и почитать — по ролям, с разными акцентами — отрывок из «Снежной гусыни», так что я даже заплакала. Он уложил меня в чистую постель и лег рядом, а я все плакала, пока он целовал меня с головы до ног, и слезы были наркотиком, который действовал почти как любовь.
Я проспала весь день, а когда проснулась, на ужин была пицца и фильм «Национальный бархат» по видео.
— А вот и пирожок, — прощебетал он, в совершенстве подражая маленькой Лиззи Тейлор, и я засмеялась.
Конечно, произошла страшная случайность, но теперь все пришло в норму. На следующий день, в пригородной аптеке, которой я никогда не пользовалась, я приобрела плотный тональный крем, каким обычно пользуются женщины постарше. Я пользовалась им около недели, а потом жизнь пошла своим чередом, и все встало на свои места.
У волка есть шерсть
В момент нашей первой встречи шерсть у него была коротко подстрижена, но к тому времени, когда мы прожили вместе девять месяцев, она доходил ему до воротника рубашки. Шерсть была очень темная, только на затылке у него имелось ярко-белое пятно, где, по его словам, волосы потеряли память. Они были мягкие и блестящие, и я любила их поглаживать, когда мы смотрели телевизор, и ставить рожками, намыливая шампунем в ванной. Зимой я здорово обогнала его в игре «Эрудит» — наш никогда не кончавшийся матч разворачивался на стенке холодильника, и он пригрозил, что подстрижется, если я не откажусь от редких слов из двух букв, занимавших центральное место в моей стратегии. Не прошло и месяца, как мы снова сравнялись в счете.
На следующее утро после того, как он ударил меня во второй раз, он поглядел мне в глаза, положил голову мне на колени и заплакал. Я гладила и утешала его, запуская пальцы в плотный, темный мех его прекрасных волос. Поврежденная кожа на внутренней стороне моих губ напоминала по вкусу сырое мясо, когда я ощупывала ее языком. Я все еще чувствовала вкус крови.