– Я вижу кольцо, о сын Барахира, и понимаю, что ты горд и высокого мнения о своей мощи. Недостаточно, однако, подвигов отца, даже если б он служил мне, чтобы получить дочь Тингола и Мелиан. Внемли же! И я желаю скрытого сокровища. Ибо камень, железо и огонь Моргота хранят то, чем я хотел бы владеть вопреки воле всех эльфийских владык. Ты сам сказал, что подобные препятствия не смутят тебя. Ступай же! Принеси мне в руке своей Сильмариль из короны Моргота, и тогда Лутиэн, буде она пожелает, отдаст тебе свою руку. Тогда получишь ты мое сокровище, и хотя в Сильмарилях заключена судьба Арды, ты не можешь не признать мою щедрость.
Так он вызвал к жизни рок Дориафа и попал в сети Проклятья Мандоса. Те же, кто слышал его слова, поняли, что Тингол не нарушил своей клятвы и все же обрек Берена на смерть; ибо знали они, что вся мощь нолдоров еще тех времен, когда не была прорвана Осада, не смогла достичь того, чтобы хоть издалека увидеть сияние Феаноровых Сильмарилей. Ибо они были вправлены в Железную Корону и ценились в Ангбанде превыше всего; их хранили балроги и бесчисленные мечи, прочные затворы и неприступные стены, а более всего – черное могущество Моргота.
Берен же рассмеялся:
– Недорого ценят эльфийские владыки своих дочерей! – воскликнул он. – Они готовы продать их за драгоценные камни, за рукотворные украшения. Но если, о Тингол, такова твоя воля, я исполню ее. И когда мы встретимся вновь, в руке моей будет Сильмариль, вырванный из Железной Короны; ибо не в последний раз видишь ты Берена, сына Барахира!
Затем он взглянул в глаза Мелиан, которая не произнесла ни слова, простился с Лутиэн Тинувиэль и, поклонившись Тинголу и Мелиан, отстранил стоявших рядом с ним стражей и в одиночестве покинул Менегрот.
И тогда сказала Тинголу Мелиан:
– Ты поступил хитроумно, о король! Но если глаза мои не потеряли еще способности видеть дальше прочих, исполнит ли Берен свое дело или нет, это равно принесет тебе несчастье. Либо ты, либо твоя дочь обречены – тобой же. А судьба Дориафа сплелась сейчас с судьбой более могущественного королевства.
Тингол, однако, ответил:
– Ни человеку, ни эльфу не продам я тех, кого люблю и ценю превыше всех сокровищ. А если бы оставалась хоть тень надежды, что Берен когда-либо вернется живым в Менегрот, он не увидел бы больше дневного света, несмотря на мою клятву.
Лутиэн же хранила молчание, и с тех пор не слышно было ее песен в Дориафе. Тишина нависла тучей над лесами, и удлинились тени в королевстве Тингола.
