Пимен сильно огорчился и не скрывал этого.
— Замуж не хочешь, тогда хоть деньги у меня на хранение возьми. — Он потряс тяжелой сумой.
— И деньги не возьму, — сказала бабушка.
— Нет, Маня, — заупрямился Пимен, — Христом Богом прошу, возьми. — Я тебе верю, случись что, ты моих дураков не обидишь. Помру я, Гришка-дурак найдет и все растащит. Если ты не примешь, пойду к Аграфене в Троицкое село, ей доверю.
Бабушка думала недолго.
— Послушай, Пимен Иванович, что я тебе скажу. Не ходи ты к Аграфене, она ведь не одна живет.
Мария Федоровна многозначительно замолчала. Чем дольше она молчала, тем сильнее хмурился Пимен.
— А зятек у нее, сказывают, — продолжала она, — чужого взять не побрезгует.
— Слышал про это, — вздохнул Пимен. — Но что же тогда делать-то, Маня?
— А вот я тебе и говорю. До сих пор Гришка до денег не добрался?
— Не добрался. Мелочь таскает.
— Бог даст, и потом не доберется. Иди, Пимен Иванович, спрячь туда, где лежали, да присматривай получше. Все и обойдется.
Пимен долго теребил свою седую бороду, а потом сказал:
— Ох, Маня, расстроила ты меня своим отказом, а ещё и озадачила. По-твоему сделаю, положу деньги, где лежали. Теперь я знаю, как ими распорядиться.
— Вот так-то лучше будет, Пимен Иванович, — с облегчением вздохнула Мария Федоровна.
После неудачного сватовства Пимен некоторое время к Першиным не заглядывал, а потом опять стал заходить чайку попить.
Любопытная соседка бабка Варька дрожала от возбуждения, до того ей было интересно узнать, что там произошло. Но бабушка Маня разговоров на эту тему не поддерживала, лицом строжела и замыкалась в себе.
Разные разговоры по Ежовке тогда ходили, но никто толком не знал, что произошло между Пименом и бабушкой Маней. Она потом сама об этом проговорилась, когда Пимена уже в живых не было.
Из разговоров взрослых Колька знал, что Пимен с семьей появился в Ежовке сразу после революции. В деревне строиться не стал, на Выселках поселился, там раньше хутор был. Никто толком не знал, откуда он приехал. — Вроде, сказывают, из Сибири, а там — кто его знает, — пожимали плечами люди. — От него слова лишнего не услышишь, молчит, как пень. Старообрядец, старой веры.
Те, кому удалось побывать у него в избе, сказывали, что там все углы иконами завешаны.
Пимена считали человеком небедным. А вот с семьей ему не повезло. Жену Бог прибрал — убило молнией во время грозы. «Умерла от воли Божьей», — качали головами старухи, помнившие страшную грозу, во время которой сгорел телятник со скотом. Старший сын Гришка был дураком и время от времени жил где-то «в заведении», шептались в Ежовке. Маня, как дурочкой родилась, так и жила, тихая, безобидная и работящая, как крестьянская лошадь. На ней одной держалось все хозяйство.
