Пятница, вечер…
Рев толпы нарастает, поднимается из перегретой чаши стадиона и разносится над безлюдными улицами и площадями Вильгранда — города, обязанного своим расцветом созидательному духу его жителей, условиям для промышленной деятельности, удачному положению на одном из южных транспортных перекрестков Европы и вечно мягкому климату, делающему это место приятным для жизни и работы. Официанты кафе, удрученные тем, что оказались почти единственными среди горожан, не попавшими на встречу местной команды с командой Сошо, прислушивались к далекому гулу, глядя друг на друга, как фаянсовые собачки, на пороге опустевших террас.
— Нам нужен гол… О, как нужен гол…
Объятые трепетом и волнением, отдаваясь то ликованию, то тревоге в зависимости от капризов полета мяча, людские ряды, поднимавшиеся тридцатиметровыми уступами над зеленым полем, где в ярком свете прожекторов выкладывали все свои силы двадцать два игрока, начинали уже терять терпение, не видя результатов действий своих команд.
— Впе-ред, дет-ки!.. Впе-ред, детки!
Задавал тон Амеде Костарда, председатель клуба болельщиков. Коренастый сангвиник, быстро переходящий от чрезмерного добродушия к ярости, этот мелкий торговец был легендой. Рассказывали, что в день, когда он женился, состоялась важная игра, которая решала, останется ли его команда в высшей лиге. Так он привел всю свадьбу, всех гостей во фраках и длинных платьях, даже тех, кто упирался, на усыпанные косточками персиков скамейки стадиона. Победа улыбнулась его любимцам, и он предоставил им почетные места за свадебным столом, подарив подвязку невесты. Приготовленные блюда почти обуглились, томясь на огне и дожидаясь финального свистка судьи. Ореол этой жертвы, принесенной футбольным богам, помог ему стать именитым гражданином, а без этой экстравагантной выходки он оставался бы только крикуном. Опасаясь его влияния на избирателей в мире спорта, сам мэр-депутат, сенатор и члены муниципалитета никогда не упускали случая погладить его по шерстке, высокопарно обращаясь к нему: «Мой дорогой Костарда, не могли бы вы…»
Он с таким пылом отдавался своему увлечению, что видел себя почти двенадцатым членом команды Вильгранда. И, считая свою глотку столь же необходимой в игре, как прессинг нападающих, заботливо оберегал ее, прополаскивая, подобно оперному тенору, чтобы хорошо владеть голосом на каждом выступлении.
— Нам нужен гол-ол-ол…
Этот рев, рвущийся из двадцати пяти тысяч грудей поклонников кожаного мяча, объединенных одной страстью, перекрывал голоса всего лишь тысячи приехавших на автобусах болельщиков команды Сошо. Они сидели, словно в осаде, на северной трибуне в первых рядах и тоже старались поддержать своих. Но тогда, сводя на нет их усилия, вздымался организованный Костардой шквал звуков: трещали трещотки, взрывались петарды, раздавались всевозможные выкрики. Стойко перенося град сыпавшихся на них пустых банок из-под пива и кока-колы, этот отряд закаленных болельщиков, видавших виды на всех стадионах Франции и Наварры и плативших той же монетой у себя дома, упорно отказывался играть роль немого зрителя, которую ему пытались навязать. Откуда-то из глубины рядов призывно звучал голос трубы. Но она, казалось, скорее звала игроков в желто-синих футболках на помощь, чем к подвигам на зеленой арене.
