Самолет подбит над целью | страница 6



— Ну, топорики, что повскакивали? Садитесь! — разрешил Карлов. Он присел на нары и начал стягивать унты.

«Топорики» — это было излюбленное выражение командира эскадрильи. Перенял он его еще в летной школе от своего инструктора, который называл так курсантов за их неумение держаться в воздухе.

Окончив в 1939 году летную школу, Карлов сам стал инструктором в авиационном училище и тоже начал называть своих курсантов «топориками». Это слово вошло в привычку, но произносил его Карлов всегда в шутку, и никто не обижался.

Летчики сели.

— Сыграли бы что-нибудь, товарищ командир, — попросил сержант Семенюк, намыливая щеку.

— Можно и сыграть, — согласился Карлов.

Он снял с себя комбинезон, натянул унты, расправил под ремнем гимнастерку. Кто-то уже вытаскивал из-под нар баян.

— А петь будете? — спросил Карлов.

Не дожидаясь ответа, он уселся поудобнее, растянул мехи и, почти касаясь головой баяна, как бы прислушиваясь к протяжным звукам, заиграл.

— Раскинулось море широко,
И волны бу-шу-ют вдали-и...

Первым подхватил знакомую мелодию Анатолий Семенюк. Затем прибавился еще чей-то голос, и вот уже разноголосый хор громко пел:

— Не в силах, товарищ, я вахту стоять,
— Сказал кочегар кочегару...

Переборами заливался баян. Песня брала за душу.

Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут — она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.

— А теперь нашу, полковую, — предложил кто-то.

В быстром темпе заиграл командир эскадрильи, и грянула песня шестьсот двадцать второго полка, рожденная у берегов Волги:

— Мы бомбы сыплем градом,
Мы бьем врага в бою
За пепел Сталинграда,
За Родину свою.
Бегут фашисты в страхе,
Скрываясь от штурмовок,
Когда орлы в атаке
Шестьсот двадцать второго.

И хотя баян смолк, все дружно, в один голос добавляют:

— Гвардейского полка, отважного полка.

— А что, товарищи, будет наш полк гвардейским, вот увидите, будет, — категорическим тоном заявляет сержант Семенюк. Мыло на его лице уже высохло, и он вновь намыливает щеку.

— Ну, хватит играть, надо пистолет почистить, — сказал Карлов. Он вложил баян в футляр, но прежде чем закрыть крышку, долго смотрел на ее внутреннюю сторону. Там приклеена довоенная семейная фотография. Младший сын примостился у Карлова на коленях, дочка сидит на руках у матери, а старший сын, тоже Георгий, очень похожий на отца, стоит между родителями.

Карлов вспомнил тот солнечный майский день сорок первого года, когда всей семьей отправились они в фотоателье. Сколько было надежд, сколько счастья... Он пристально всматривался в милое лицо жены и мысленно спрашивал: «Как там ты одна, с тремя детьми, в эвакуации?»