Он бы еще долго говорил, изысканно изгаляясь. Но я начала гореть, словно в лихорадке. Появились рези в глазах, показалось, что я сейчас ослепну. Закружилась голова, вокруг меня заметались зеленые молнии. Я торопливо перебила его, не совсем понимая, что и зачем говорю:
— Не обо мне речь, о вас. На днях директор скажет, что больше не нуждается в ваших услугах. Вам ничего другого не останется, как только обратиться за бюллетенем. Сидя дома, отвечая на телефонные звонки, вы будете изображать искаженную после инсульта речь. Но все будут знать, что вы просто получили по морде. Предатели никому не нужны… — в трубке пульсировала тишина. — Вы слышите меня? — спросила я.
— Слышу. Это интересно, продолжайте, пожалуйста. Да вы, я вижу, — мечтательница!
— Так вот, — сказала я, не обращая внимания на его выпад. — На ваше место уже приглашен человек, которого вы, как и меня, убрали с работы. Не знаю, кому в вашем воображении была угрозой я, он и другие… Теперь он, — я назвала фамилию, — вернется и займет вашу должность.
В трубке послышался гадкий смешок:
— Вы тоже планируете вернуться, занять ту должность, о которой так сладко мечтали?
— О себе я ничего не знаю, — перевела дыхание я. — А вот о вас могу еще добавить, — зеленый огонь, рождающийся в моих глазах, метался сплошной пеленой, застил взор, обжигал лицо, палил губы. Лучше бы он достал до моего собеседника, чтобы тот не чувствовал себя так прекрасно.
— Извольте! — паясничал мой враг. — Я люблю сказки. Опалу вы уже предрекли. За этим обычно следует забвение, прозябание, жалкое существование, вот как у вас, например, а затем… Вы хоть и молоды еще, но ведь давно не у дел, а это здорово подрывает силы. Пора вам, голуба моя, собираться в иные пределы. Засиделись вы на белом свете без толку-то! Успейте только, сделайте милость, квартиру мне продать.
Нет, я не хотела произносить слова правды, которая уже пульсировала в зеленом огне и смутно осознавалась мной, как будто в памяти прокручивался фильм, давно виденный и оттого плохо запомнившийся. Я вспомнила Дана, который вдруг возник с долларами и выбил меня из сопротивления рвущимся наружу словам. Но Дан не дразнил меня, скорее, наоборот. А этот! Стоит ли ради него насиловать себя, сдерживаться? Пусть рвется из меня скрытое знание, пусть струится наружу непонятно откуда берущаяся правда.
— Нет, не мне, а вам жить осталось не более года, так что моя квартира вам не понадобится. Это и называется возмездием! — я швырнула трубку.
