— Пускай лежит там, — сказал Камье. — Следы от наших тел скоро исчезнут. Под действием солнца он съежится, как мертвый лист.
— Мы могли бы его закопать, — сказал Мерсье.
— Не будь сентиментальным, — сказал Камье.
— Иначе кто-нибудь придет и заберет его, — сказал Мерсье, — какая-нибудь вшивая скотина.
— А нам какая забота? — сказал Камье.
— Правда, — сказал Мерсье. — Но все-таки.
Камье зашагал прочь. Чуть погодя Мерсье нагнал его.
— Ты можешь опереться на меня, — сказал Камье.
— Не сейчас, не сейчас, — сказал Мерсье раздраженно.
— Что ты все время оглядываешься? — сказал Камье.
— Он шевелится, — сказал Мерсье.
— Прощается с нами, — сказал Камье.
— Мы, случаем, ничего не оставили в карманах? — сказал Мерсье.
— Пробитые билеты всех сортов, — сказал Камье, — горелые спички, газетные клочки, на полях у которых стершиеся планы неотменимых рандеву, классическую одну десятую тупого карандаша, комки использованной туалетной бумаги, несколько дырявых гондонов, пыль. Жизнь, одним словом.
— И нам ничего не может понадобиться? — сказал Мерсье.
— Ты что, не слышал, что я сказал? — сказал Камье. — Жизнь[31].
Они немного прошли в молчании, как время от времени имели обыкновение.
— Потратим хоть десять дней, если потребуется, — сказал Камье.
— Транспортом больше не пользуемся? — сказал Мерсье.
— То, что мы ищем, не обязательно должно быть на краю света, — сказал Камье, — так что пусть нашим девизом станет.
— Ищем? — сказал Мерсье.
— Мы странствуем не из любви к странствиям, насколько я знаю, — сказал Камье. — Можно быть мудаками, но не до такой же степени.
Он бросил холодный взгляд на Мерсье.
— Не давись, — сказал он. — Если тебе есть, что сказать, скажи сейчас.
— Я думал кое-что сказать, — сказал Мерсье, — но по зрелом размышлении оставлю это при себе.
— Эгоистичная свинья, — сказал Камье.
— Продолжай ты, — сказал Мерсье.
— На чем я остановился? — сказал Камье.
— Пусть нашим девизом станет, — сказал Мерсье.
— Ах да, — сказал Камье, — lente, lente[32], и осмотрительность, с уклонениями вправо и влево и внезапными изменениями курса. И без малейших колебаний останавливаться, на целые дни и даже недели в конце концов. Вся жизнь перед нами, весь, то есть, оставшийся нам от нее чинарик.
— На что там сейчас похожа погода? — сказал Мерсье. — Если я посмотрю вверх, я упаду вниз.
— Похожа, на что всегда похожа, — сказал Камье, — с той маленькой разницей, что мы начинаем к этому привыкать.
— Мне показалось, я почувствовал капли на щеках, — сказал Мерсье.
