Похищен.
Слово-то какое! Замшелое, страшненькое… как и весь мир, в котором возможно подобное. …какое там имя называли похитители? Кажется, Всадник? И ещё они говорили: колдун. Но что может быть нужно от него этому Всаднику, кем бы он там ни был? Клаус ведь только и успел, что прибыть на старый маяк да позавтракать!
Не самим же своим существованием он так допёк этого Всадника! Он бы просто не успел…
Мгновение ясности.
Конечно, сам Клаус тут ни при чём.
Зато у членов Группы, навещающих Седое Взморье, времени было предостаточно. И чтобы перебежать дорогу кому не надо, и – даже если они сидели на месте и никого не трогали – чтобы кто-нибудь заинтересовался самим фактом их присутствия.
– Чтоб мне разбиться! – прошипел Клаус.
Пока, впрочем, в его положении наметились перемены к лучшему. Лайт не преминул бы решить, что уж теперь-то всё непременно будет хорошо, а может, даже замечательно. Но Клаус был шейдом. И если его сенс по-прежнему плавал в ватной глухоте вне каких-либо контактов, то черты характера, предопределившие его участь, никуда не делись. Печальный опыт общения с людьми, которого не было – просто не могло быть! – у лайта, также заставлял предчувствовать худшее. А если пелена желанных иллюзий становилась слишком густой, достаточно было самую малость пошевелиться, тревожа ноющие конечности, или посмотреть на изуродованные запястья, чтобы всё встало на свои места.
К тому же более пристальный самоанализ выявил ещё кое-что, не внушающее оптимизма. Всё существо Клауса пронизывала слабость, как после сильной болезни, а голова вдобавок плавно, почти незаметно кружилась. Когда он поворачивал её, головокружение немедленно принималось орудовать в районе желудка бесплотными пальцами, вызывающими сильную тошноту, а взгляд застилали стеклянистые воронки и кружились, кружились, кружились без остановки…
"Да, вставать мне рановато. Попробую лучше уснуть".
И сон пришёл. Но не утешителем и целителем, а облачённым в траур безликим кошмаром. С тихим свистом Клаус падал вниз – из ниоткуда в никуда. Ветер пел похоронную песнь. Туманы глотали крик. Напряжение всё росло и росло вместе с ожиданием тверди – и никак не разряжалось. Потом чугунный шар прокатился мимо, отбрасывая белую тень. Вдоль дороги стояли седые камни. "Не дойдёшь", – шипели они. "Стой, обрыв!" Медленно, мучительно медленно рушились какие-то изогнутые балки – неторопливо и беззвучно, но не было сил остановить… И Клаус знал: когда они достигнут точки замерзания, начнётся самое страшное. Намного хуже белой тени чугуна, которой он едва избежал. "В первый раз", – напомнила Яма. "В первый раз. Во второй будет труднее. А третьего тебе не снести".
