Для авторов и исполнителей, серьезно относившихся к перспективам своей популярности, работа над песней и пластинкой не заканчивалась в студии грамзаписи, а, по существу, только подходила к своему пику. После фонограммной стадии следовала еще более важная, трудная и, возможно, решающая стадия «эфирной раскрутки». Песня может зазвучать или не зазвучать, подхватиться «снизу» или не подхватиться, но в любом случае она сначала должна быть хорошо заявлена «сверху». Порой хватало одного точного попадания в эфир, чтобы песня сразу же пошла в народ. Однако если она «не пошла», не зазвучала после хорошей и мощной «засветки», тогда уж никто никого не винил: значит, таков материал и такова у него судьба. Соответственная судьба, понятное дело, ждала и пластинку, в которой не было шлягеров. Но главное, повторюсь, сначала пробить песню в эфир, любой ценой добиться, чтобы ее услышали, иначе она может оказаться «мертворожденной». На этой стадии большинство артистов и авторов «сходили с дистанции»: тут нужен и особый талант, и простое везение, и божье благоволение.
Перед Евгением Мартыновым эфир открылся почти что сам собой, Женя в него вписался естественно и красиво, словно такого артиста давно уже все ждали и предвкушали его появление. Так было года четыре, начиная с 1975-го — с «Братиславской лиры». Несмотря на старания злопыхателей и завистников, «закрыть рукой солнце» никто не мог: захлопывалась перед Мартыновым одна дверь — ему тут же отворяли две другие, едва появлялось в печати чье-то нелестное высказывание о нем — как популярнейшие
журналы отвечали куда более вескими контраргументами на нескольких страницах да еще с цветным портретом на развороте и клавиром песни в конце. И хоть Женина творческая результативность требовала гораздо большего эфирного простора, — в сравнении с другими «молодыми» он был, наверное, самым слышимым и видимым.
Между тем к началу 80-х годов эфирные проблемы стали все более касаться и брата. Песни Женя писал с завидной плодовитостью, и они невольно вступали в соперничество друг с другом, не позволяя автору сконцентрировать энергию на «раскрутке» одного-двух шлягеров. Почему одного-двух?.. Потому, что артисту редко удается за год «раскрутить» больше двух песен. Причина этого кроется в законах психологического восприятия слушательской аудитории и в специфике конкурентной борьбы за эфир. Брат записал для большой пластинки 10 песен, но и в пластинку не смогли войти все, и в эфире им было тесно. Даже такая песня, как «Скажи мне, вишня...» (стихи В. Харитонова), ставшая благодаря певцу Ф. Киркорову очень популярной в 90-е годы (после смерти ее авторов) и получившая звание лауреата телефестиваля «Песня-93», — даже она не смогла тогда пробиться в эфир. В фонотеку Всесоюзного радио эту песню в Женином исполнении я принес в 1991 году. А в 1979-м, когда «Вишню» показал на худсовете сам автор, ее «зарубили» как материал «бесцветный и к тому же пошлый». Подобная судьба постигла и песню «Ласточки домой вернулись». Брат тогда очень переживал, переполняемый новыми замыслами, за судьбу песен, которые считал лучшими и более совершенными, чем «Яблони», «Лебединая» и «Аленушка», но которые не становились такими же популярными. Ибо это были действительно прекрасные песни: «Звучи, любовь!», «Натали», «У Есенина день рождения», «Свадебный вальс», «На качелях», а также написанные ранее — «Твоя вина», «Чудо любви», «Колыбельная пеплу»...
