— Фон-барон, директор тяги! — усмехнулся Пономарев, наблюдая за всей этой суетой. А у самого вид был кислый, словно он только что лимон разжевал.
Николай, задраив кабину, вырулил на взлетную полосу. Там еще ему положено было притормозить, чтобы осмотреться, а точнее, мало-мальски успокоиться перед решительным стартом. Однако этим требованием он пренебрег и газанул с ходу. И такое виделось в его действиях нетерпение, такой порыв, словно он уже с трудом владел собой от чувства наконец-то обретенной независимости.
«Не хватало лишь оркестра! — подумал я и тут же себя одернул: — Завидуешь? Нехорошо!»
А Пономарев и не скрывал своей зависти. Шестнадцать минут кружил Зубарев над Крымдой, и все шестнадцать минут Валентин метался взад-вперед по стоянке. Мне почудилось, что он чего-то там про себя бормочет, и я нарочито громко спросил:
— Что с тобой? Носишься как угорелый.
— Да вот, понимаешь, думаю, какой бы совершить подвиг, — сказал он, останавливаясь возле меня.
Мы давно привыкли к тому, что он постоянно чудил, и я воспринял эти его слова как очередную хохму. Однако глаза Валентина были грустными и серьезными. Черт побери, неужели он не шутит? Странный человек! Я ведь тоже втайне мечтал о подвиге, но никогда и никому не признался бы в этом вслух. «Крепко же тебя заело!» — подумал я.
Полет Зубарева между тем подходил к концу. Победно гудя турбинами, пилотируемый им красавец корабль величественно сделал последний разворот и начал снижение. Спуск его был спокойным, плавным, словно самолет тоже чувствовал, что им любовались, и сознавал важность и торжественность момента.
— Бетонку вижу! — нараспев радировал Николай. — Шасси, закрылки выпущены. На борту все в порядке.
Его юношеский голос, искаженный бортовой рацией и аэродромными динамиками, казался совсем мальчишеским, даже чуть писклявым. Как будто там, за штурвалом, не пилот, а слабосильный и растерянный подросток.
Пономарев пренебрежительно фыркнул: да разве так докладывают? Уж он бы — доложил? Уж он бы позаботился о дикции! Это же как раз тот случай, когда и в самом голосе должно звучать мужество. Даром, что ли, есть побаска о том, как зеленый лейтенант, едва прибыв из училища в часть, враз получил повышение в звании за один лишь рапорт, молодцевато отданный какому-то столичному инспектору-генералу.
Нет, Зубарев не из тех, кто умеет ловить миг удачи. Тут в самом деле стоило бы заговорить этаким солидным баском, а он залился, как молодой петушок, и все, кто слышал его тоненький голосишко, невольно заулыбались.
