И потом, в отличие от многих моих предшественников, я слишком недавно стал рабом и лишился своей мужественности. Может быть, поэтому я так остро воспринимал унижения. Но я понимал, что омрачать жестокой правдой невинность Эсмилькан было бы не только бесполезно, но еще и жестоко.
Госпожа вдруг рассмеялась, наконец позволив котенку завладеть пером. Обхватив мое лицо ладонями, она заставила меня посмотреть ей в глаза. Я зажмурился, почувствовав на своих щеках ее мягкие ладони. В моей душе вновь проснулся жгучий стыд. За этот год я понял, что у меня уже никогда не вырастет борода. Новое, жестокое унижение – еще одно напоминание о том, что я обречен вечно страдать, оказавшись в личине евнуха.
– Ах, моя милая, дорогая госпожа, – пробормотал я, не открывая глаз. – Вы ни в ком не видите дурного!
Я схватил мягкую ручку Эсмилькан прежде, чем она успела отдернуть ее, и прижал к своей безволосой, как у зеленого юнца, щеке.
– У меня такое чувство, – с усмешкой пробормотала Эсмилькан, – что подобные перепалки доставляют тебе удовольствие.
– Но вы сами смеетесь и хлопаете в ладоши от радости, наблюдая наши ужимки и кривлянье – будто бы мы котята, затеявшие шутливую драку, чтобы веселить вас.
– Да неужели? – Эсмилькан с притворной досадой дернула руку, и я выпустил ее из своей ладони. – Ладно, ворчи уж, если тебе так хочется. Только я требую, чтобы вы оба перестали вести себя как два венецианца! Когда я вижу это, мне всегда становится обидно, словно я чего-то не понимаю…
– Тогда позвольте мне научить вас своему языку. Мне так давно этого хочется.
– Может быть, потом. После того, как ребенок… – Эсмилькан непроизвольным движением расстегнула еще одну пуговку своего йелека. – И все равно, готова держать пари на что угодно, что, даже знай я итальянский, я бы все равно что-нибудь да упустила бы.
Я отвел глаза.
– Уверяю вас, моя госпожа, вы ошибаетесь.
– Знаешь, я ревную.
– Не стоит, – пробормотал я. – Тем более к Софии Баффо.
– А там, в Венеции, Сафии когда-нибудь удавалось взять над тобой верх?
– Нет, никогда.
– Даже несмотря на то, она всегда заранее придумывает, что ей сказать?
– Неужели она так делает?
– Мне кажется, да.
– Нет, никогда, – храбро ответил я. – Ей никогда так и не удалось взять надо мной верх.
– Хорошо…
– И все-таки, мне бы очень хотелось…
– Да? И чего же тебе хотелось бы? – лукаво спросила госпожа, положив мне на плечо свой маленький округлый подбородок. – Наверное, чтобы я вообще не приглашала ее к себе? – Она заглянула мне в глаза и ахнула. – Не может быть! Ведь Сафия моя лучшая, моя единственная подруга!
