Любите людей: Статьи. Дневники. Письма. | страница 79
Может быть, слова о преодолении субъективности — это обычная обиходная неточность, из-за которой «субъективность» — неотъемлемое свойство каждого лирического дарования — означает то же, что «субъективизм»? По-видимому, это так и есть: ища общих слов для характеристики творческой эволюции А. Блока, исследователь остановился не на самых удачных и обоснованных, а как раз на тех, которые противоречат самому духу его исследования.
Но, однако, когда в книге Вл. Орлова данный тезис укрепляется целым рассуждением о том, как передовая русская литература стремилась всегда найти «синтез личности и среды» — и это будто бы нашло свое прямое выражение в творчестве В. Маяковского и А. Блока (хотя о последнем говорится, что «шел он своим особым, окольным путем»), когда анализ героического «вочеловечения», пережитого А. Блоком в поэзии, подменяется порой «снижающими» рассуждениями о том, что А. Блок чего-то «не понял», во многом «ошибался», а весь драматический, значительный даже в самих заблуждениях его путь в поэзии, те мытарства души, о которых говорил поэт, изображаются как верное следование через преграды, повороты и заминки, — мы понимаем, что дело здесь не только в словах. Еще более настораживает нас то, что, по мнению Вл. Орлова, «наивысшей точкой пройденного поэтом пути» является стихотворение «Скифы» (вероятно, потому, что в этой пламенной оде Вл. Орлов не находит следов «субъективности»!).
Создается впечатление, что общий взгляд исследователя на поэзию противоречит тому непосредственному, вдумчивому общению с поэтом, которое мы с интересом наблюдаем в его книге. Кажется, что Вл. Орлов не вполне доверяет тому главному, что открывает перед читателем поэзия А. Блока, как и любого другого великого поэта, именно тому, что сам А. Блок, говоря о Врубеле, характеризовал как «громадный личный мир художника». Вл. Орлов лучше других умеет раскрыть «этот громадный личный мир», он часто умело показывает, как душа поэта принимает в себя целую вселенную, и сочувственно цитирует стихи Блока: «…и все уж не мое, а наше, и с миром утвердилась связь». Но нужно ли тогда говорить о «преодолении субъективности», те ли это слова? Не является ли это, напротив, гениальным гётевским расширением субъективности, вплоть до включения в область личных переживаний всех волнений, бурь, скорбей и прозябаний мира? Когда мы говорим о большом художнике, то даже пафос полного растворения в «массе», пафос полной объективности в отражении земных картин является делом чувств поэта. Невнимание к «субъективности» приводит, например, к тому, что при анализе цикла «Итальянские стихи» Вл. Орлов упоминает все, что может заявить о поисках А. Блоком «объективности», о разрыве его с «лирической стихией»: тут и черты классического стиля в пейзаже, и живопись Возрождения, и типично блоковская апелляция к «очистительным векам», то есть к будущему; и нет здесь только одного — упоминания о том, что в этом цикле заключены, может быть, наиболее «дерзкие» по «личному» мироощущению, гениальные в своем трагизме «дантовские» стихи — «Холодный ветер от лагуны…» и «Жгут раскаленные камни…».
Книги, похожие на Любите людей: Статьи. Дневники. Письма.