Достоевский — певец «униженных и оскорбленных». Все страдания, потери, все муки ничтожности, бедности, нравственно-оскорбительного положения в обществе людей безвестных и бессильных, но наделенных «душой», отразились в его произведениях. Это настоящий плач по каждодневно погубленной человечности, плач и заступничество перед всеми будущими временами. Такой страстной, мучительной, кровоточащей любви к людям, такого понимания и участия в самом тайном, что прячут люди от других, да и от себя тоже, не было больше в мировой литературе. Это исключительная черта гения Достоевского.
Не было бы нужды говорить обо всем этом, если бы речь шла не о действительно гениальном, захватывающем художнике. Картины жизни, открывающиеся нам со страниц произведений Достоевского, незабываемы, есть целый образный мир Достоевского, который мы столь же отчетливо и запечатленно представляем себе, как, например, мир Толстого. Типы и характеры, выведенные Достоевским, по своей значительности стоят в цепи «вечных» образов мировой литературы, таких, как Гамлет, Фауст, герои мифов и легенд. «Общее» и «индивидуальное» в этих образах воссоздано с почти таинственной, поражающей художественной яркостью, на самом высшем уровне художественного реализма. Достоевский — великий психолог; психическая жизнь человека, все сознательное и подсознательное, болезненные противоречия души, лава смятенных мыслей, холодное рассуждение, тайное мерцание чувства и невыносимый натиск переживаний — все доступно напряженно-испытующему, серьезному взгляду Достоевского. Романы Достоевского — каждый из них — это мир поразительных по интенсивности художественных и интеллектуальных впечатлений, обнимающих целые области жизни во всех ее предельно выявленных контрастах тьмы и света, вспышек возвышенного романтизма и «бездны падений». Наконец, огромное наслаждение — острохарактерный, неистощимый, разноречивый язык прозы Достоевского, язык глубоко национальный.
Дни чествования памяти Ф. М. Достоевского — одного из гуманнейших художников мира — это дни всемирного торжества великой русской литературы.
На заключительных страницах книги Вл. Орлова «Александр Блок» есть слова, к которым нужно присоединиться с пламенным сочувствием: «…годы не только не отдалили Блока от нас, но сильно приблизили его к нам… Сейчас для Блока наступила история. Пришла пора точно выяснить объективный смысл его искусства и определить то место, которое занимает он в истории русской и мировой художественной культуры». К этому верному воззванию хотелось бы добавить, что, надо надеяться, категорически запретным станет теперь вольное обращение с именем гениального русского писателя, когда в зависимости от «угод» литературно-общественной ситуации А. Блок становился то менее, то более «признанным».
