Литературный герой, подобный Ивану Ильичу, средний человек без ярких индивидуальных черт, каким он является в экспозиции, человек серийный и серый — не есть создание единственно толстовского гения. Эта фигура весьма типична для всей литературы 80-х годов. В одной из статей той эпохи он назван «выдающимся литературным типом» и провозглашен знамением времени. И правда, как для 40—50-х годов передовой дворянин, либерал-идеалист, «диалектик обаятельный», как для 60—70-х годов «новые люди», разночинные интеллигенты-практики, так для своего времени Иван Ильич явление знаменательное и важное. В эпоху безвременья, общественного недомогания удивительно развито было искусство писать «серыми красками по серому фону». В произведениях Щедрина, Чехова, Гаршина, а также Потапенко и ряда второстепенных и третьестепенных писателей начал действовать новый герой — человек, сформировавшийся в атмосфере рабской приниженности и лжи, когда «Победоносцев над Россией простер совиные крыла» (А. Блок). Тот же автор, которому принадлежат последние слова, писал об атмосфере, где формировался с постепенностью «прозаический» человек, идущий по узкой стезе «частной» жизни: «Или это так мало — «политическая реакция»? За этим вульгарным словом стоит та обыденность и каждодневность, которую мы ощущаем на собственной шкуре… Это не только «неудобно», «скучно», «томительно». Это — страшно и странно»1 . О том, как действительно страшен и странен был мир прозаических людей, домашних и должностных интересов, пошлых приятельских сборищ, которые создавали тип среднего человека 80-х годов, может живо поведать, например, частное письмо Гаршина,
1 Блок А. Солнце над Россией. — Соч. в 2-х т., т. II, М., 1955, с. 72.
рассказывающее об одной из домашних встреч большой группы тогдашних интеллигентов, чиновников, ученой братии, из которой, право, каждый вполне толстовский Иван Ильич. «Нехорошее я вынес впечатление, — пишет Гаршин. — Разговоры о единицах, решение геометрических курьезов… — это часть первая. Гнуснейшие в полном смысле слова анекдоты — соединение ужасной чепухи с бесцельной и неостроумной похабщиной… — это вторая. Основательная выпивка — третья. И больше ничего. Ни одного не только разумного, а хоть сколько-нибудь интересного слова. Право, какое-то одичание…» 1 На вечерах в доме Головиных, может быть, не столь основательно выпивают, зато там в почете бесконечный, вдохновенный винт; может быть, в среде прокуроров и судей менее употребимы геометрические курьезы, но их место наверняка вполне занимают различные юридические казусы и т. д. Так или иначе, Иван Ильич — совершенно продукт своего времени и класса. Основной чертой в этом литературном типе была полная несамостоятельность в поступках, подчинение каждого шага установлениям, привычкам и обычаям. Если этот герой еще обладал каким-то характером, энергией, то они направлялись у него целиком в сферу личного приобретательства, эгоистического ничтожного благоустройства. Известнейшие произведения Чехова населены такими героями — чиновниками, учителями, врачами. Их имел в виду Щедрин, когда писал в рассказе «Больное место»: «Есть на Руси великое множество людей, которые, по-видимому, отказались от всякой попытки мыслить… Это именно те мистики, которых жизненный искус заранее осудил на разработку тезисов… являющихся на арену во всеоружии непререкаемой истины… Это люди, несомненно, умные, но умные, так сказать, за чужой счет и являющие силу своих мыслительных способностей не иначе как на вещах, не имеющих к ним лично ни малейшего отношения…»
