Главное, специфическое для очерка — это то, что он «списан с натуры», что это жанр документальной прозы.
В других литературных произведениях описываемое могло быть на самом деле или не быть, случиться или не случиться; выдуманное, вымышленное событие там так же приемлемо, как и подлинно случившееся. В очерке, как правило, содержанием является нечто действительно бывшее, случившееся, что мы увидели бы и сами, оказавшись в одних обстоятельствах с автором, подтверждаемое очевидцами, документами и т. д. Очерк — это как бы корреспонденция с места действия, это размышление писателя над рядом фактов, это рассказ о судьбе действительно существующих людей, описание в действительности увиденного пейзажа, проделанного похода, путешествия, это, наконец, исторический экскурс. Но всегда в его основе — факт, всегда писатель, если он не верхоглядски подошел к жизни, может сказать: «Да, так было»; и не только в высшем смысле, имея в виду верность передачи типических характеров в типических обстоятельствах, но в самом прямом и буквальном смысле — так действительно было, он это видел там-то и тогда-то. Таким образом, в очерке к силе искусства и мысли автора прибавляется еще и сила очевидца, а еще лучше — прямого участника событий.
В лучших советских очерках ярко отразилась эта двойная сила очевидности и доказательности, когда автор чрезвычайно заинтересован в ходе дела как участник, как действующее лицо, а не как корреспондент и летописец. Тут убедительность и очевидность фактической стороны дела сливается с убедительностью авторского пристрастия и глубокого проникновения в жизнь. Итак, документальность, фактичность очерка — это то, что отличает этот литературный жанр от всех других (как, например, танец, пантомима в балете отличают его от иных видов сценического искусства).
Но возникает вопрос: каким образом влияет эта сторона содержания, темы очерка на его образное воплощение? Есть ли и здесь черты, которые позволили бы говорить о совершенно особой форме выражения правды жизни, как это есть в нашем примере с балетом, то есть есть ли у очерка специфическое, свойственное только данному случаю образное, формальное отличие от других жанров?
Обычно этот вопрос решается в положительном смысле. Теоретики-очерковеды ставят между очерком и рассказом, скажем, непроходимую стену, объявляя в очерке специфическим всё, все его элементы: принципы типизации, сюжетику, композицию и т. д. В интересной работе Е. Журбиной «Искусство очерка», опубликованной в № 8— 9 журнала «Знамя» за 1953 год, говорится, например, следующее: «Обращаясь к лучшим работам великих писателей прошлого и к работам наших очеркистов, мы убеждаемся, что все своеобразно в очерке: и средства создания типических образов, и сюжет, и композиция, и роль автора в повествовании». Ниже мы попытаемся проделать эту работу и обратиться к некоторым образцам очеркового жанра, но для того чтобы доказать нечто совершенно противоположное, а именно: никакой столь глубоко уходящей специфики очерковой формы нет и быть не может.
