Много таких идиллических эпизодов и в интересной книге очерков В. Полторацкого «В дороге и дома». Очеркист, проезжая после войны по селам и городам Советской страны, отмечает лишь наиболее тешащие взор картины и образы, больше всего боясь испортить настроение читателю. Вот очерк «Владимирское Ополье». К писателю обращается его спутник, местный руководитель, показывая на приусадебные участки колхозников: «Посмотрите, что здесь растет… Грядка луку, огурчики, помидоры. Вот и все. Летняя приправа к столу. И народа на приусадебных участках не видно. Все в поле работают… Люди к коллективной работе стремиться стали: чтобы в первую очередь сделать колхозное…» Через несколько лет правительство специально занялось вопросом о приусадебных участках, который до тех пор решался неправильно. А в картине В. Полторацкого — почти полный коммунизм и переворот в сознании крестьянина.
Вообще, сколько ни смотришь очерков прежних лет, очень мало говорится в них о сложностях и противоречиях жизни. Очеркист — гость самых зажиточных колхозников, собеседник самых замечательных людей страны, очевидец самых эффектных зрелищ, и жизнь вокруг пышет и румянится, как праздничный пирог.
Еще одна глубокая ошибка укоренилась именно в очерках. Ее почвой явился разрыв между писательским и читательским мироощущением и жизненным опытом. Мы помним целую серию очерков о великих стройках. Главным их героем бывал обычно шагающий экскаватор «ЭШ», либо экскаватор другой марки, либо, наконец, человек-машина, сросшийся с агрегатом, как бедуин со своим конем. Рабочий без лица и живых чувств, отличительным признаком которого были мускулистые «умные» руки, лежащие на штурвале машины, — вот в каком качестве видели мы человека в этих «производственных» очерках. Например, в очерке «Для счастья народа» В. Полторацкого декларируется преклонение перед разумом и доблестью человека-строителя, но видно лишь подлинное изумление автора перед обилием механизмов, в котором он потерялся и чувствует себя не в пример менее удобно, чем любой из рабочих. Писатели упускали из виду одно обстоятельство: народ наш уже не поражается технике, как это было в 20-е годы. Люди, собственными руками сооружающие все технические диковины и промышленные гиганты, не разделяют с очеркистом его наивного удивления перед машиной. В стране столь массовой квалификации не технике оды нужно слагать, а людям.
Любой человек, читатель наших праздничных очерков, знакомый с жизнью социалистического производства и колхозной деревни, мог установить степень отклонения от правды жизни в книгах. И это постепенно отводило значительной части литературы, в частности очерковой, малопочетную роль «воспевателя», вместо того чтобы ей участвовать в переделке действительности, в искоренении наших недостатков, в выжигании всего зла, оставшегося в нашей действительности. Вот почему таким значительным, принципиально новым по подходу к жизни явлением стали очерки В. Овечкина, Г. Троепольского, В. Тендрякова и других. В них вставала перед читателем подлинная деревня наших дней, с ее достижениями, трудностями и противоречиями. В них мы увидали действительное положение: русская колхозная деревня, неизмеримо ушедшая вперед по сравнению с деревней 20-х годов, новые условия труда, новые нравственные нормы, но при всем том резкие недостатки — и в партийной работе, и в экономике, и пережитки капитализма в психологии. Какая огромная польза содержится в критике В. Овечкиным «борзовщины», тяжелого порока партийного руководителя, разрывающего связь с народом — с тем народом, в котором есть столько умных и даровитых людей, обладающих опытом, — и заменяющего вдумчивую работу с людьми жестким командирским окриком, наскоком, демагогией! В очерках В. Овечкина, Г. Троепольского, В. Тендрякова приходят вопросы более глубокие: анализ мешающих нам недостатков, анализ жизни и психологии колхозника, задачи ликвидации всего, что является отступлением от партийной политики в деревне. В центре внимания этих очерков — действительное благосостояние и счастье человека, улучшение хозяйствования, нравственное преображение тружеников земли и города.
