Летать было непросто — под сидушками и на полу вертолета — свинцовые пластины, есть и пить нельзя — все вокруг в радиационной пыли. К концу четвертых суток полетов к летчикам стала незаметно подкрадываться слабость и быстрая усталость. Голос сел, кожа на лице стала красновато — бронзового оттенка.
На пятый день полетов, борт 058, совершая очередной подлет к разрушенному энергоблоку, попал в огромное облако внезапного выброса из разрушенного реактора. Все произошло в считанные секунды. Вертолет стал терять высоту.
— Видимость 0! — закричал штурман
— Обороты и тяга двигателей падают. Отказ правого двигателя — отозвался борттехник.
Ручка управления лихорадочно затряслась. Рогожин вцепился в нее судорожной хваткой, пытаясь удержать курс полета.
— Мы валимся на левый борт — неестественно спокойно и четко сказал штурман.
— Леня! Что с двигателями? — спросил командир борттехника.
— Отказ правого двигателя.
— Сбрасывайте груз! — приказал командир.
— Есть!
— Коля! — почти крикнул майор Рогожину. — Держи горизонталь! Не дай нам завалиться!
— Высота 280. Мы падаем, командир — раздался в наушниках ровный голос штурмана.
Внезапно все стихло и все вокруг погрузилось в молочно — белую звенящую тишину. Последнее, что слышал капитан Рогожин, изо всех сил сдерживающий рукоятку управления, это был крик радиста:
— Мы падаем!! Делайте что — нибудь!!
Николай очнулся на чем-то мягком. Открыл глаза: над головой небо. Николай поднял руку, потом вторую — все цело. Он сел и осмотрелся. Это было очень красивое место: пологие холмы, покрытые зеленым мхом и невысокой травой; темно — синее чистое, без единого облачка небо; заходящее за горизонтом теплое оранжевое Солнце. Легкий, прохладный ветерок ласкает лицо. Тихо — тихо вокруг, ни звука.
— Где я? — подумал Николай. — Я умер? Ведь он все помнил, вплоть до последнего крика радиста. Но все это пережитое было так далеко, где-то там, за уходящими в сумеречное небо холмами.
Николай встал на ноги. Легко. Ничего не болит. Внимательно осмотрел себя: на нем его родной комбинезон, на голове летный шлем с отключенными шнурами ларингофона. Все привычно, все цело.
Он снял шлем — воздух вокруг сразу наполнился шелестом травы на ветру. Николай стал спускаться вниз с холма. Куда он шел — он и сам не знал. Просто шел куда-то, наверное, в сторону заходящего солнца, подальше от надвигающихся сумерек.
Впереди, внизу холма две фигурки людей, шедших навстречу. Николай ускорил шаг, потом перешел на бег. Бежалось ему легко и упруго, как во сне.
