— А тебе не лучше ли пожить лето дома? Тебе так и не удастся передохнуть после училища.
— Я достаточно отдыхаю в море.
— То свое дело ты мог бы отложить до осени. Никто никуда не денется.
— Осенью будет некогда. Но если повезет, я с этим покончу за две недели. Тогда у меня останется свободный месяц.
— Тебе видней.
Анна отдала портрет, помогла запаковать увеличенные в старые бумаги (чтобы не выглядело так, будто только что из ателье) и спросила у Илмара, кому из домашних передать от него привет.
— Тебе не помочь отвезти вещи на пристань? — спросил Илмар.
— Спасибо, нет. Я уже договорилась с возчиком.
Она выглядела немного взволнованной. Казалось, вот-вот что-то скажет, что-то важное у нее на душе, но час прошел в разговорах ни о чем и ничего такого не произошло. Наблюдая за беспокойным состоянием Анны, ее нервными движениями, рассеянной речью, Илмар подумал, не ждет ли она кого-нибудь. Но ему еще не хотелось уходить — времени оставалось много и приятно было посидеть с Анной. Она ведь тоже была из его краев, можно сказать, свой человек, землячка. От упоминания им обоим известных мелочей, событий детских лет и близких людей они сами становились как бы ближе друг другу. В этом большом городе человек в самом деле чувствует себя одиноко.
И когда слова стихали, было приятно смотреть на эту здоровую сильную женщину. Она не ослепляла красотой, но ей было присуще некое спокойное, чистое очарование, как морю — летним утром, как цветущей яблоне, как тихому еловому бору, где птицы и звери живут невидимой деятельной жизнью. Казалось, чего проще — взять ее руку в свою или прижаться щекой к ее щеке, или поцеловать этот решительный рот, а может и более того — это было бы не вожделение, но ясная, чистая радость. Близость Анны успокаивала, с нею было хорошо. И вот она сейчас уедет.
Наконец подошло время прощаться.
— Илмар… — проговорила она, когда он подал ей руку. — А тебе самому не грозит опасность, если ты это сделаешь? Ты хорошо подумал о последствиях?
— В худшем случае, если не удастся замести следы, я смогу бежать за границу, — сказал Илмар.
— Но обратно вернуться ты уже не сможешь.
— Нет, придется жить под чужим именем.
— А сможешь ли ты так жить? Каждый человек тоскует по своему дому.
— Придется смочь.
— Роберт не хотел, чтобы ты это делал. И мне тоже сдается — зря все это. Если б ты передумал и поехал домой, никто не стал бы тебя упрекать. Это не будет трусостью.
Он все еще ничего не понимал. Как, впрочем, и всегда. Но все было бы по-другому, пойми он в тот день собственную тихую радость от близости Анны и отгадай те несколько слов, которые она не сумела сказать ему.
