Белый шаман | страница 8
Скверным в тот раз был Ятчоль. Он старался убедить себя, что ему безразлично шаманство Пойгина, пусть ходит себе по тундре сколько ему угодно, пусть голодает, мучается от жажды, если так угодно его безумной голове; пытался даже высказывать эти мысли вслух, но его никто не слушал, все отворачивались от него, показывая откровенное презрение. Какое-то странное беспокойство вселилось в душу Ятчоля, он выкуривал трубку за трубкой, пинал собак, кричал на жену, даже сказал, что ему надоело жить и что он не сегодня-завтра застрелится, уйдёт навсегда в Долину предков, к верхним людям. А когда было невмоготу оставаться в собственном доме, шёл к соседям, долго и нудно оправдывался.
Ну что он такого страшного сделал? Съел сердце обыкновенного серого гусачишки. Просто Пойгин ещё с детства невзлюбил его, Ятчоля, и всю жизнь досаждает ему своими шаманскими проделками, довёл до того, что вынудил ночью, как мальчишку, обмочиться. А это уже нешуточное дело, это судом пахнет… Между тем суд вершился над самим Ятчолем – суд совести, и он это прекрасно понимал; и чем отчаянней искал себе оправдания, тем откровеннее люди отвечали ему презрением.
Пойгин вернулся в посёлок на седьмые сутки. Охотники все были на косе у Моржового мыса: выдался, удачный день – подплыло к берегу стадо нерп. Сидел здесь на камнях и Ятчоль, зорко всматриваясь в морские волны, готовый в любое мгновение вскинуть карабин. Рядом с ним лежали три убитые нерпы. Он ревниво поглядывал на других охотников, боясь, как бы кто не обогнал его.
И вдруг Ятчоль кожей спины почувствовал, что позади него стоит Пойгин. «Да, это он, – с ужасом думал Ятчоль. – Это он, проклятый. Сейчас глянет мне в глаза, и я больше не попаду ни в одну нерпу».
Медленно обернулся Ятчоль, ещё втайне надеясь, что Пойгин ему почудился. Но это был всё-таки он, Пойгин. Ятчоль встал и попятился, едва не шагнув в полосу прибоя. А Пойгин наступал, не отводя от Ятчоля неподвижного нагляда. Был он завидного роста и, несмотря на почтенные годы, прям, с горделивой осанкой, позволявшей ему держать голову высоко и независимо. Измождённое лицо его было настолько непохожим на прежнее, что можно было подумать, это вовсе и не Пойгин, а его брат, что ли, – старше годами и, видимо, ещё куда круче нравом, куда сильнее в своей непонятной власти над душой ближнего.
– Не смотри на меня шаманскими глазами! – срывая голос до визга, закричал Ятчоль. – И так у меня вся душа в дырах.