– Это хорошо, если действительно знаешь. Тогда ты должен со мной согласиться вот в чём. У зла и у добра есть лицо. И часто это лицо человека, знакомого нам. Мне понятно, за что ты ненавидишь Ятчоля. И понятно, почему так участлив вот к этому человеку. – Рыжебородый поклонился Выльпе. – И я догадываюсь, что у тебя на душе, когда встречаешься с главными людьми тундры…
– Я их ненавижу так же, как и тебя.
– Если ты ненавидишь их, то меня рано или поздно признаешь другом… А ненависть твоя ко мне пройдёт, как чёрный туман. Рассудок твой помрачился от горя.
– Не ты ли со своими шаманами поверг меня в горе? Меня и вот его… человека, у которого больше никого не осталось… Вот почему я, возможно, подниму на тебя винчестер, когда взойдёт солнце.
– Я очень надеюсь, что к тому времени ты поймёшь вот какую истину: выстрелив в меня, ты выстрелишь в себя. Никому не говори о своей угрозе, если не хочешь беды. Я слышал твою угрозу, но я тебя прощаю.
Пойгин зло рассмеялся:
– Ты слышишь, Выльпа? Он… он меня прощает!
– А вот этого… насмешки твоей… я простить не могу. Я больше не буду с тобой разговаривать, пока рассудок твой затуманен. Я сказал всё!
Рыжебородый подошёл к нарте чукчей, снял малахай и замер, в скорбном отчуждении прощаясь с Рагтыной. Потом положил руку на плечо Выльпы, ещё немного постоял и решительным шагом направился к своей упряжке. Тронув собак, уехал, так и не взглянув больше на Пойгина.
– Ты прав, он непонятный человек, – угрюмо сказал Выльпа.
– Да, непонятный, – не сразу ответил Пойгин, долго провожая взглядом нарту Рыжебородого.
На похороны Рагтыны приехал чёрный шаман Вапыскат. В стойбище Рырки, где стояла яранга Выльпы, собралось много оленных людей, прибывших даже из самых дальних мест. Весть, что русские шаманы зарезали больную девочку, потрясла всех; те, кто видел тело покойницы, рассказывали, что разрез на её груди зашит. Это вызывало самые невероятные догадки. Скорее всего русские шаманы хотели скрыть, что зарезали ребёнка; но неужели они настолько глупы, чтобы не понимать всю тщетность этой попытки: шов может разглядеть даже слепой.
Суетились люди у яранги Выльпы, перед её входом устанавливали нарту на два деревянных катка, которыми уже не раз пользовался на похоронах Вапыскат. Рагтыну одели в керкер, привязали к нему мешочек, заполненный кусочками шкур, оленьими жилами, вложили в него несколько иголок, напёрсток. Всё это были предметы, необходимые женщине, отправляющейся в Долину предков. Рядом с мешочком прикрепили оленьими жилами кусочек плиточного чая, чашку, ложку. Положили покойницу на нарту. Вапыскат наблюдал за суетой женщин в печальной задумчивости, не выпуская изо рта трубку. Полузакрытые, с больными веками глаза его были похожи на две красные щели. Порой он вскрикивал голосом, непохожим на голос ни одного из земных существ, женщины вздрагивали, обращали к нему заплаканные лица. Когда нарту с покойницей вывезли из яранги и установили на катки, женщины уселись вокруг неё на корточки и протяжно завыли на разные голоса, оплакивая ушедшую из земного мира.
