Жадно слушают старика гости и начинают догадываться, почему русский постелил ему шкуру белого оленя. Мудрый, видать, этот русский, он посадил на белую шкуру того, кто обликом ещё был как сама смерть, а душою, разумом – жизнь, жизнь, спасённая жизнь!
– Надо бы выдернуть белую шкуру из-под полумёртвого старика, – сказал Рырка, отворачиваясь от костра. – И где разыскал его этот хитрый Рыжебородый?..
– Умный Рыжебородый, – невольно возразил Эттыкай. Почувствовав, какими глазами посмотрели на него Рырка и Вапыскат, добавил: – Кто не способен оценить ум другого, тот сам не имеет рассудка…
– Вот как ты заговорил, – со злой горечью сказал Рырка. – В одной ли упряжке мы бежим?
Эттыкай промолчал.
– Спасибо, Тотто, за твои говорения. – Рыжебородый низко поклонился умолкнувшему старику. – Ты очень взволновал нас горестным рассказом, который всё-таки имеет счастливый конец. Вот почему я и хочу сказать, что день после долгой, долгой ночи, в которой жило видение голодной смерти, наступил и прогнал смерть. Да, наступил день. И тут в самую пору воскликнуть: «Ынанкен!» И я хочу сказать, что и нам, русским, день тоже всегда вселяет надежду на встречу с добром. Потому ещё издревле русские так и говорят при встрече, желая друг другу всего самого лучшего: добрый день. Вот и я громко говорю вам с поклоном: добрый день! А сейчас я объявляю начало оленьих гонок. Запрягайте, дорогие гости, своих быстроногих оленей, и пусть вам будет удача!
Гости зашумели, возбуждённо переговариваясь, заторопились к оленям. Пойгин улыбнулся Выльпе, шутливо сказал:
– Ну а что же ты, главный человек тундры, не спешишь к своим оленям?
Выльпа скупо улыбнулся в ответ. Это был уже немолодой мужчина с длинным сумрачным лицом, с затравленными, звероватыми глазами. Выльпу преследовали вечный голод, унижения и несчастья: сначала умерла его жена, потом два сына, а дочь родилась с больным сердцем.
– Какие там олени, – простуженно прохрипел он. – Мыши в моём очаге водятся, это верно. Я приехал сюда на собаках. Весть тревожную передали мне… Русские шаманы хотят резать мою дочь…
– Как резать?! – потрясённо спросил Пойгин.
– Грудь хотят разрезать, до сердца добраться, чтобы выгнать немочь. Но разве выживет Рагтына, если ей разрежут грудь?
Пойгин поискал взглядом Рыжебородого. Тот стоял возле главной палатки.
– Иди со мной. Спросим у русского…
Медведев вошёл в палатку, присел на фанерный ящик, покрытый шкурой оленя. Что ж, праздник начался как надо, главное, кажется, найден верный подход к чукчам. Жаль, что до сих пор не приехали нарты с товарами фактории. Заведующий культбазовским магазином заболел, а Чугунов так и не появляется. Конечно, ехать за двести с лишним километров непросто, но если дал слово – сдержи. А какой праздник без торговли? Хотел приехать и главный врач культбазы, но его слишком тревожит больная девочка Рагтына. Не даёт покоя тревога и Медведеву. Он даже подумал, не перенести ли праздник. Но люди обширного района тундры и побережья были уже оповещены, и менять сроки – значило бы сорвать праздник.
