К великому его сожалению, на культбазе пока ничего подобного не происходило, и он не знал, куда девать свою энергию.
«Тебе, Саша, надо почувствовать истинный героизм в обыкновенных буднях», – внушал ему начальник культбазы Медведев. «Я пытаюсь, Артём Петрович, но мне этого мало», – искренне признавался Журавлёв.
Медведева Александр Васильевич любил беззаветно, однако не пропускал ни одной возможности поспорить с ним и один на один, и на людях, стараясь показать свою независимость и принципиальность.
Журавлёву казалось, что начальник культбазы излишне осторожен, слишком педантичен; ему уже давно пора совершать рейды в самую глубокую тундру, куда попряталось кулачьё да шаманы, а он непростительно медлит. Между тем он, Журавлёв, готов хоть сейчас возглавить любой из самых дальних рейдов. В чукотских детишках Александр Васильевич не чаял души, искренне восхищался каждым из них, и они платили ему тем же.
Вот и сейчас Пойгин заметил, как доверчиво и влюблённо смотрели детишки на русского парня, которого он прозвал Тин-лилетом, с одобрением отмечая для себя, что у него весёлое лицо, и совершенно непонятно – зачем он закрывает стекляшками глаза, если в них светится такая приветливость.
Улыбнувшись Пойгину, Александр Васильевич подошёл к нему, сказал по-чукотски, правда, не столь чисто, как умел говорить Рыжебородый:
– Я рад видеть тебя гостем. Присядем и за едой поговорим. Мне совсем непонятно, почему ты отказался от нашего подарка, когда мы поднимали красный флаг в твою честь.
Пойгин сел за стол против учителя, внимательно посмотрел ему в глаза, откровенно сказал:
– Я ещё не знаю, не заставит ли меня ветер ярости стрелять в вашу сторону.
Журавлёв откинулся на спинку стула, изумлённо воскликнул:
– Ого! Да ты, кажется, умеешь странно шутить.
– Что ж, будем считать, что я пошутил.
– Хотя ты и гость, но я должен сказать, что шутка твоя не понравилась мне. Ты бы лучше принял наш подарок и направил карабин против шаманов, если на то они тебя вынудят.
– Я сам шаман. – Помолчав, Пойгин уточнил со значением: – Белый шаман.
Окончательно сбитый с толку, Журавлёв медленно протёр носовым платком очки, стараясь, чтобы лицо его выглядело сурово и мужественно. Вытащил трубку, которую пока ещё никогда не курил, замедленным жестом сунул в рот и, снова вынув, сказал:
– Шаман есть шаман. Думается мне, что ты на себя наговариваешь.
Журавлёв не вошёл, а ворвался в кабинет начальника культбазы с видом воинственным и развесёлым.
