Незнакомый вкус рисовой каши не произвёл на Пойгина особого впечатления. Котлета, приготовленная из оленьего мяса, ему понравилась.
– Это, кажется, вкусно.
– Все говорят, что вкусно, – согласилась Рагтына, – только вот охоты к еде у меня меньше, чем у других. – И, горестно вздохнув, девочка добавила: – Что поделаешь, больная…
У Пойгина заныло сердце от жалости. Ничего не ответив девочке, он принялся наблюдать за русской женщиной, разносившей еду. Полное лицо её было приветливым, а белая одежда и такой же белый, смешной формы малахай на голове излучали ту же чистоту, которая запала в память Пойгина, когда он оказался в жилище девочек. «Что ж, это хорошо, – отмечал он для себя. – Кайти тоже любит, чтобы чисто было. Уж её полог всегда самый опрятный».
Заметив, как Рагтына, принявшись за котлету, ловко управляется с четырёхзубым маленьким копьём, Пойгин спросил:
– Не боишься уколоться?
– Мы все уже привыкли, – ответила девочка. – Это вилка называется.
Желая удостовериться, всем ли нравится пища, Пойгин пошёл между рядами деревянных подставок, застланных чем-то похожим на гладкую кожу.
– Ты здесь всегда наедаешься? – спросил он у Омрыкая.
Мальчик похлопал себя по животу и важно ответил:
– Я ем больше всех, потому что силач.
– Ну, ну, ешь, лишь бы не был голодным.
В дом для еды вошёл Тин-лилет, строго всех оглядел, остановил взгляд на Пойгине, что-то сказал русской женщине. Та смутилась, развела руками. Не знал Пойгин, что речь шла о нём.
– Почему здесь посторонний человек? – спросил у поварихи дежурный по столовой, учитель Александр Васильевич Журавлёв.
– Что я поделаю, если он пришёл, – ответила повариха, – не могу же я его выгнать. Артём Петрович сердится, если мы неприветливы к чукчам.
Журавлёв широко улыбнулся, и стало понятно, что строгость его напускная:
– Милая Анастасия Ивановна. Я сам могу страшно рассердиться по той же самой причине.
Журавлёв говорил правду. На Север он поехал с жаждой согреть всем жаром своего сердца маленький народ, о котором прочёл всё, что было возможно. Он мечтал о романтике, о подвижничестве, в котором надеялся раскрыть, как ему думалось, недюжинные свои силы. В горячем воображении он сражался со злыми и коварными шаманами, шёл сквозь пургу, чтобы спасти старика, который, не желая быть лишним ртом, согласился на добровольную смерть (об этом читал он в книгах), вступал в поединок с вооружёнными до зубов американскими контрабандистами, которые всё ещё пытались подойти на шхунах к чукотским берегам.
