— Неужели ты не знаешь, сколько будет три плюс пять? — Между бровями папы пролегла глубокая складка. Я изо всех сил старался понять, что он от меня хочет. Мысленно возвратился к тому, что произошло за прошедшие два дня: с множеством гораздо более удивительных вещей, чем если бы три плюс пять равнялось десяти, я столкнулся настолько просто и естественно, что мне показалось: а не наоборот ли, не будет ли выглядеть странным столь обычное 3 + 5 = 8?
— Так и не знаешь? — снова спросил папа.
Моя мысль вяло растеклась, как клей в воде. Я ответил поспешно:
— Восемь. — Но, считая, что этого недостаточно, тут же добавил: — Но вполне возможно, и десять. В общем, все равно.
Глаза папы сверкнули:
— Ты в самом деле думаешь, все равно?
Теперь я совсем запутался и не знал, что ответить. Не понимая истинных намерений папы, я удивился, почему он так раздражен. Папа уныло опустил голову и снова уставился в пол. В этом было такое неприкрытое позерство, что мне стало противно.
— Что ты думаешь, папа, о случившемся со мной?
— Думаю, что это большое несчастье, — невыразительно ответил папа, не поднимая головы.
— Что же мне делать?
— Наблюдать за происходящим — ничего другого не остается.
Через некоторое время он решительно поднялся и заявил:
— Мне пора уходить.
Я удивился, подумав, каким он стал капризным.
— Как же так? Ты ведь только что пришел.
Папа покачал головой и направился к двери.
— Мне так хотелось посоветоваться с тобой.
— Я тоже предполагал сделать для тебя все, что в моих силах.
Не оборачиваясь, он взялся за ручку двери.
— Папа! — закричал я непроизвольно громко. — Папа, я не знаю, что мне делать. Я действительно хотел посоветоваться с тобой обо всем. Может быть, стоит дать в газету объявление об утере имени?..
Разумеется, у меня и в мыслях такого не было. Я сказал первую попавшуюся ложь, которая пришла мне на ум, чтобы заставить папу остаться. Как ни странно, моя выдумка имела успех — он поспешно обернулся:
— Ты в самом деле собираешься это сделать?
— Не знаю, это всего лишь один из моих планов. Глупый, конечно.
— Да, глупый. Но почему глупый, как ты думаешь? — Между бровями папы снова пролегла вопросительная морщина.
— Наверное, потому, что, поскольку утерявший не имеет имени, он не может дать такое объявление.
— Значит, ты все же понимаешь, почему глупо? — тихо сказал папа, продолжая хмуриться.
Я невольно начал сомневаться, в своем ли он уме.
— Папа, побудь еще хоть немного. Ты моя единственная опора, папа.
