— Твой Морайя такой же недоделанный, как и ты. Китов у нас отродясь не бывало.
— Раньше не бывало. Но происходят… как это? Глобальные тектонические подвижки. Течения меняются… Тебе ли не знать про течения, Анхель-Эусебио?
— Да. У меня на них чуйка! Или внутренний локатор, выражаясь научным языком. Так уж я устроен, что распознаю их без всяких приборов…
— Вот и Морайя говорил, что ты — самый настоящий феномен.
— …и то, что они меняются, для меня не секрет. Загвоздка в том, что ведут они себя по-подлому, выносят на поверхность всякую хреновину. Ну что бы им не повернуть тогда к Сан-Хавьеру? К Санта-Поле? Пусть бы и разбирались там с гремя сучками…
— Морайя был о тебе высокого мнения. Чрезвычайно высокого.
— Не иначе как умаслить меня хочешь, друг мой Маноло? Чтобы я изменил свое мнение о сраном шведишке…
— Я вовсе не прошу тебя изменить мнение о нем. Просто говорю: он нужен мне. Он и его прибор. Иначе никак не понять, что хочет сказать девушка. Которая выбрала меня. Тебе, наверное, неприятно все это слышать…
— Да я просто в бешенстве!
— А его адрес у тебя не сохранился?
— Не сохранился. К чему мне его адрес?
— Он давал его тебе, я знаю. Вырвал лист из ежедневника и написал адрес на нем. И выразился в том смысле, что если случится что-нибудь интересное…
— У нас вот уже три года случается что-нибудь интересное. Каждую зиму. Только знать об этом какому-то сраному шведишке вовсе не обязательно. И никому не обязательно. Это тайна, будь она неладна! Наша с тобой тайна. Я уже язык сбил, втолковывая тебе про нее. Но ты, я смотрю, не хочешь униматься.
— Дело не во мне, Анхель-Эусебио! Ты мой единственный друг, и я всегда был за тебя. И хранил тайну.
— А теперь? Ты больше не собираешься хранить тайну?
— Нет-нет, что ты! От меня не то что человек, кошка ничего не узнает!
— Тогда какого черта всплыл этот засранец Морайя?!
— Он дал тебе адрес…
— Я им давно задницу подтер, адресом! Сказано тебе — нету его, нету!
— Есть.
— Заткнись! По-хорошему тебя прошу, Маноло!..
— Успокойся, пожалуйста, успокойся! Если уж на то пошло — не одному тебе он оставил листок из ежедневника…
— Вот как? Кому же еще?
— Мне.
— Ах, ты… Сукин ты сын, Маноло!.. Ты еще худший засранец, чем плешивый Морайя! Убить тебя мало, сукина сына! Еще и комедию ломал…
— Успокойся, пожалуйста, успокойся!
— Хорошо. Я успокоился. Видишь — успокоился. Держу себя в руках. Ты… ты написал ему?
— В общем — да.
— И что же ты написал?
— Ничего особенного. Ничего о мертвых девушках, если это тебя интересует. Ни слова о нашей тайне. Маноло совсем не такой дурак, каким его хотят представить.
