Генерал вызвал с докладом начальников служб. Он нервничал, перебивал их, наговорил грубостей начальнику армейской разведки.
— Русские готовятся к наступлению, а мы вторую неделю не знаем, что творится у них перед прорывом. Идите! — генерал карандашом показал на дверь и, глядя на покрасневшие шею и уши начальника разведслужбы, добавил: — Без доклада о захвате пленного не переступайте моего порога и пеняйте на себя.
С начальником инженерной службы разговор прошёл спокойней. Главное, что интересовало генерала, — минирование, установка проволочных препятствий, строительство огневых точек и укрытий от артиллерийского и миномётного огня, было выполнено. Инженер оказался предусмотрительным и уже составил план минирования дорог пехотными и противотанковыми минами.
— Я совершенно упустил это важное мероприятие обороны. Умница вы у меня! — похвалил Кайфер.
Последним докладывал офицер-связист. Он надеялся, что генерал останется доволен его предусмотрительностью и расчётливостью, но за это-то ему и досталось от Кайфера больше всех.
Готовясь к отходу дивизии и испытывая крайнюю нужду в телефонном кабеле, который давно не доставлялся в Заполярье, начальник связи приказал снять телефонную линию между передовыми подразделениями и некоторыми частями, расположенными в глубине обороны. Смотанный кабель отправили на склад в глубокий тыл.
— Это равносильно измене! — кричал генерал. — Под суд отдам, если к утру не восстановите связь!
Кайфер расстроился и быстро покинул штаб дивизии. Зимбель сопровождал его.
Наступил вечер. Генералу захотелось пройти по прифронтовой полосе, заглянуть на один из опорных участков, подышать свежим воздухом и отдохнуть от штабной суеты. Они медленно шли по тропе у подножья сопок, дымя сигаретами.
— Вы что нахмурились, обер-лейтенант? — спросил Кайфер.
— Я? Так, ничего, — встрепенулся Зимбель.
— Интересно, о чём вы думаете сейчас?
— О маме, — смущённо ответил Зимбель и тут же пожалел, что не соврал.
— Надо думать о фронте, о Германии, обер-лейтенант!
По лощине, между двух сопок, они вышли к Муста-Тунтури, пошли по ходам сообщений в проволочном заграждении. Здесь было многолюднее. Из землянок и огневых точек выглядывали солдаты, смотрели на командира дивизии.
Остановились около землянки полевого госпиталя. На фанерной двери был выжжен хромой солдат на костылях, с большим вещевым мешком. Из многочисленных карманов вещевого мешка торчали бутылки, колбаса, голова гуся, а из одного — свисала длинная цепочка с часами. Свободное место фанеры заполняли изображения берёзовых крестов.
