Анюта покачала головой.
— Эх, Алексей Кирьянович, Алексей Кирьянович! А Алеша, еще помню, убеждал меня: «Наш Алексей Кирьянович — такой человек, он без расспросов видит, у кого какой камень на сердце...»
Она закрыла лицо ладонями.
— Это все я. Одна я во всем виновата!
— Да полно, право! В чем тут может быть ваша вина?
Человек, всем опытом жизни причастный к слову, я, может быть, впервые в жизни с такой неумолимой трезвостью ощущаю жалкое бессилие слов. Я произношу их — первые приходящие на ум, хотя понимаю бесполезность этого; я убеждаю Анюту, что просто она в таком возрасте, когда все окрашивается либо в трагические, либо в восторженные тона; а сам мучительно думаю о том, что и это со мною уже было! Женька, моя русоволосая Женька, плакала, уткнувшись в мое плечо, и я тоже произносил какие-то жалкие, бесцветные слова, умом понимая их ненужность, потому что никто еще не придумал слов, излечивающих от скорбной горечи неразделенной первой любви.
Анюта вдруг — совсем как тогда Женька — прижалась мокрым от слез лицом к моему плечу. Я растерянно гладил ее голову. Спросил — просто так, чтобы только что-нибудь спросить, отвлечь ее от горьких мыслей:
— Ребята говорили, ты сирота? — незаметно для самого себя я перешел на «ты».
Она подняла заплаканное лицо:
— Почему? Мама-папа есть. В Москве живут, на Ново-Басманной.
— Может, тебе есть смысл съездить к ним?
Она меня не поняла. Сказала:
— Зачем? Не обо мне же разговор.
— Ну тогда знаешь что? — Я обрадовался неожиданной мысли.— Съезди-ка ты к нам, а? Поживешь у нас. Катерина Петровна моя — знаешь, какая настоящая женщина! А может, уже и приехала наша Женька?
— Нет,— мягко, но решительно произнесла девушка.— Спасибо, это ни к чему.
И тогда я все-таки решился на тот, самый главный разговор.
— Анюта,— начал я осторожно,— расскажи мне, что все-таки произошло? Ведь не бывает же так — ни с того ни с сего сорвался человек с места.
— Конечно, не бывает,— согласилась она.
— А тогда — что? Ты понимаешь, тень ложится на всю их бригаду!
— Понимаю...
Анюта молчит, собираясь с мыслями.
— Мне и самой не все ясно.— Кончиками пальцев она смахивает слезинки с ресниц.— Видите ли, Алексей Кирьянович. Даже не знаю, с чего начать? Вот когда Варюшка вернулась и сказала, что она не застала Алешку в бараке, мне почему-то стало тревожно-тревожно. И я решила зайти к вам сама. Просто так...
2
Из дневника Алексея Кирьяновича
«...А я-то, оказывается, в это время был у Наташи. Вот как, по рассказу Анюты, я представляю себе все, что произошло в то воскресное утро в нашем бараке.
