Открытым оставили лишь один клапан, чтобы сосредоточить нагрузку на лопастях только одной стороны турбины. И это при большом давлении пара и высокой температуре, при наглухо закрытых предохранительных клапанах! Больше пара, больше!
Наконец, образовалось необходимое давление на второй клапан – 30, 60, 90, 200 атмосфер.
Охваченные ужасом матросы следили за опасным экспериментом, за проведение которого в обычных условиях главного инженера отдали бы под трибунал.
Затем двигатель ожил. Без негативных последствий, даже лопасти не деформировались. Подлинный триумф германского кораблестроения… Слишком поздно. Ровно через десять часов, когда корабль уходил под воду, разбитый артиллерийским огнем, турбины продолжали работать.
Последние часы перед сражением переживались тяжелее всего людьми, не задействованными на боевых постах, – коридорными, слонявшимися теперь с повязками Красного Креста на предплечьях, другими представителями обслуживающего персонала, а также летчиками, портными и сапожниками.
Одним из таких членов экипажа корабля был капитан-лейтенант Нобис, которого отлучила от обязанностей торпеда, повредившая рулевое управление «Бисмарка». Он взглянул на карту… и отметил место, где германский флагман будет перехвачен и потоплен. Крохотная темно-синяя точка от химического карандаша, походящая на знак препинания в конце предложения. Но в данном случае она свидетельствовала об окончании значительно большего.
Только бы поскорее прошли оставшиеся часы. Только бы избавиться от переживаний и ненужных воспоминаний. Страх неминуемого конца так долго томил Нобиса, что он перестал его ощущать. Он привык к нему и надеялся, что в последний час поведет себя достойно. Примет смерть, как подобает мужчине, офицеру. Он не должен оказаться слабее тех, чью судьбу разделит…
Сколько времени прошло с тех пор, как его почитали дома в Силезии героем, и сколько осталось, прежде чем он действительно будет им? Он стал ходячей рекламой, после того как в местных газетах о нем вышли напыщенные статьи. Его фото даже выставляли на «коричневом» сборище! Но среди этих людей он не чувствовал себя в собственной тарелке. Но это лишь вопрос ощущений. Он почти не думал об этом. Политика его не интересовала. Ни тогда, ни тем более сейчас, когда находится на краю гибели… Ради чего? Сейчас уже слишком поздно…
О Дайне он ни с кем не делился. Отец однажды удивился, когда Нобис разглядывал ее фотографию.
– Кто это? – спросил старик.
