– Вы выполняете свой долг, а я – свой. Сейчас наши дороги расходятся, но, клянусь, придет день, когда я жестоко отомщу за всех возлюбленных чад Императора, погибших в этом мире!
– Отец исповедник! – робко позвал юноша.
Деван очнулся от воспоминаний:
– Скажи брату архидьякону, что атака еретиков отбита. Он может продолжать эвакуацию братии.
Молодой писарь кивнул и поспешил удалиться, радуясь возможности покинуть баррикады и вернуться в безопасный внутренний двор, где его братья ожидали прибытия последней группы эвакуационных челноков. Около сотни писарей упаковывали бесценные реликвии и громадный архив, представлявший полную повесть о торжестве истинной веры на Белатисе. Собрание являло собой хронику существования этого мира в составе Империума Человечества на протяжении многих тысячелетий. Самым древним и ценным документам было более десяти тысяч лет. Они появились в те времена, когда Белатис только вошел в состав Империума. Скоро планета погибнет вместе со всем населением. Но благодаря труду писцов о нем сохранится память, запечатленная в свитках и документах, пусть даже и спрятанных в недрах какой-нибудь имперской библиотеки в одном из миров-святилищ вечного Империума Человечества.
Вместе с архивами и реликвиями обреченный мир должны были покинуть сотни чинов Экклезиархии, начиная с кардинала и заканчивая последними писарями и архивариусами. Многие из тех, кто долго служил при соборе, решили остаться, но улететь захотели еще больше. Как человек, Иоганн Деван мог злиться на тех, кто бросает на произвол судьбы Белатис и его народ. Как проповедник – а теперь и исповедник, – он никого не осуждал, вспоминая прощальные слова командира арбитров:
– Они выполняют свой долг, а я – свой. Но все мы служим Императору так, как он положил каждому из нас.
– Пойдемте же! Надо идти! Последний челнок улетает! Сам архидьякон велел вам в него садиться!
Испуганный голос послушника вывел Парцелия Собека из неглубокого транса. Особое чутье давно предупредило его о приближении мальчика. Острый слух астропата уловил и его быстрые шаги, гулко отдававшиеся в необычно пустых коридорах, и уже ставшие привычными звуки боя, доносившиеся с улицы. Но ментальным взором он видел страшный хаос, царящий в Мадине..Собек гнал от себя возникающие образы, опасаясь, что волны паники и страха, обуявших население обреченного Белатиса, захлестнут и испепелят его разум.
– Я уже говорил с архидьяконом, Лито. Ему известно, что я пожелал остаться на Белатисе. – С этими словами Парцелий поднял невидящие глаза на испуганного мальчика и подарил ему одну из своих редких улыбок. – Я прожил в этом мире шестьдесят восемь лет. Вот этими слепыми глазами я повидал множество миров, и живу я так долго, что уже почти не помню, где родился. Я верой и правдой служил Императору, но теперь я стар и очень устал. Оставь меня, Лито. Скоро я увижу божественное сияние Императора…
